— Ей слишком рано думать о свадьбе, — заявил отец Эммы, как будто ее вовсе не было в комнате.

— Ей столько же лет, сколько было мне, когда ты сделал мне предложение, — напомнила ему Элизабет.

— Но тебе же не предстоял самый важный экзамен в твоей жизни всего за несколько недель до свадьбы.

— Именно поэтому я взяла на себя все приготовления, — заметила Элизабет. — Эмме не придется отвлекаться, пока экзамены не закончатся.

— Но лучше отложить свадьбу на пару месяцев. В конце концов, куда торопиться?

— Чудесная мысль, папочка, — подхватила Эмма, открыв рот впервые за весь разговор. — А может, нам еще и попросить герра Гитлера, чтобы тот на пару месяцев отложил войну, потому что твоя дочь хочет выйти замуж?

— А что думает об этом миссис Клифтон? — спросил отец, пропустив шпильку мимо ушей.

— А что, кроме радости, могла доставить ей эта новость? — удивилась Элизабет.

Он не ответил.

Сообщение о грядущей свадьбе Эммы Грэйс Баррингтон и Гарольда Артура Клифтона было опубликовано в «Таймс» десять дней спустя. Первое объявление о предстоящем бракосочетании в следующую же субботу прочел преподобный Стайлер с кафедры церкви Святой Марии, и более трехсот приглашений было разослано за неделю. Никого не удивило, когда Гарри попросил Джайлза быть его шафером, а капитана Тарранта и Дикинса — главными распорядителями.

Но сам юноша был потрясен, когда получил от Смоленого Джека письмо, отклонявшее его любезное приглашение: тот не мог покинуть свой пост в сложившихся обстоятельствах. Гарри написал ему снова, упрашивая поду мать еще раз и, по крайней мере, присутствовать на свадьбе, даже если он не готов взять на себя обязанности распорядителя. Ответ Смоленого Джека еще больше сбил его с толку.

«Мне кажется, что мое присутствие может вызвать определенную неловкость», — написал он.

— О чем это он? — недоумевал Гарри. — Он ведь знает, что окажет нам честь, если приедет.

— Он не многим лучше моего отца, — заметила Эмма. — Тот отказывается меня выдавать и вообще не уверен, что будет на свадьбе.

— Но ты же говорила, что он обещал теперь все время тебя поддерживать.

— Да, но это мгновенно переменилось, стоило ему услышать о нашей помолвке.

— Да и моя мать была не в восторге, — признался Гарри.

Эмма не виделась с ним, пока не вернулась в Оксфорд на экзамены, да и тогда не раньше чем сдала последнюю работу. Когда она вышла из экзаменационного зала, ее жених ждал на верхней ступеньке с бутылкой шампанского в одной руке и парой бокалов в другой.

— Ну, справилась? — спросил он, наполняя ее бокал.

— Не знаю, — вздохнула Эмма, глядя на толпу девушек, выходящих из экзаменационного зала. — Я даже не представляла, во что ввязалась, пока не увидела, сколько их тут.

— Что ж, по крайней мере, тебе есть на что отвлечься, пока ждешь результатов.

— Осталось всего три недели, — напомнила Эмма. — Более чем достаточно, если ты вдруг передумаешь.

— Если ты не получишь стипендии, то мне, возможно, придется пересмотреть решение. Нельзя же допустить, чтобы меня видели в обществе обычной студентки.

— Тогда если получу высшую, то пересматривать буду я — поищу себе ровню.

— Дикинс по-прежнему свободен, — сообщил Гарри, подливая ей шампанского.

— К тому времени будет поздно, — сказала Эмма.

— Почему?

— Потому что результаты должны объявить в утро нашей свадьбы.

Бо́льшую часть выходных Эмма с Гарри провели в тесном гостиничном номере и если не занимались любовью, то бесконечно обсуждали детали предстоящей свадьбы. К вечеру воскресенья Эмма сказала Гарри:

— Мама ну просто на высоте, чего я совершенно не могу сказать об отце.

— Как по-твоему, он вообще появится?

— О да. Мама уговорила его прийти, но он по-прежнему против нашей свадьбы. А что слышно от Смоленого Джека?

— Он даже не ответил на мое последнее письмо, — ответил Гарри.

— А ты слегка пополнела, милая, — сказала мать Эммы, пытаясь совладать с последней застежкой на спине свадебного платья дочери.

— Мне так не кажется, — ответила Эмма, критически осматривая себя в зеркале.

— Потрясающе, — вынесла свое суждение Элизабет, встав позади, чтобы полюбоваться нарядом невесты.

Они несколько раз ездили в Лондон, чтобы платье подогнала по фигуре мадам Рене, владелица небольшой модной лавки в Мейфэре, к услугам которой, по слухам, прибегали королева Мария и королева Елизавета. Мадам Рене лично наблюдала за каждой примеркой, и традиционное викторианское шитое кружево на шее и по кромке вполне естественно сочеталось с новинкой — шелковым лифом и юбкой-колоколом в стиле ампир, вошедшими в моду в этом году. Маленькую кремовую шляпку в форме капли, как заверила их мадам Рене, в следующем году станут носить все модницы. Отец Эммы высказался по этому поводу лишь единожды — когда увидел счет.

Элизабет Баррингтон глянула на часы. Без девятнадцати минут три.

— Спешить незачем, — сказала она Эмме, когда в дверь постучали.

Она была уверена, что повесила табличку «Не беспокоить» на дверную ручку, и велела водителю не ждать их раньше трех. На вчерашней репетиции дорога от отеля до церкви заняла семь минут. Элизабет рассчитала все так, чтобы Эмма прибыла с легким опозданием.

— Пусть они несколько минут подождут, только не давай им повода для беспокойства.

В дверь постучали снова.

— Я открою, — сказала Элизабет и подошла к двери.

Молодой посыльный в нарядной красной форме протянул ей телеграмму, уже одиннадцатую за этот день.

— Мне велели передать вам, мадам, — сообщил он, когда она уже собиралась закрыть дверь, — что это важно.

Первым делом Элизабет подумала: в последнюю минуту кто-то хочет сообщить, что не приедет. А если так, то придется пересаживать гостей за главным столом на приеме. Она вскрыла телеграмму и прочла.

— От кого это? — спросила Эмма, сдвинув шляпку еще на дюйм и усомнившись, не чересчур ли это смело.

Элизабет протянула ей телеграмму. Прочитав ее, Эмма разрыдалась.

— Поздравляю тебя, милая, — сказала мать, достав из сумочки носовой платок и вытирая ей слезы. — Я бы тебя обняла, но боюсь помять платье.

Удовлетворившись видом Эммы, Элизабет глянула на себя в зеркало чтобы проверить собственный наряд. Как сказала ей мадам Рене: «Вы не должны затмить невесту, но в то же время не можете позволить себе остаться незамеченной». Особенно Элизабет нравилась ее шляпка от Нормана Хартнелла, пусть даже молодежь и не сочтет ее шикарной.