— А еще ты слишком толстая, — не унималась Колетт.

— Так что, думаю, все дело в моем электромагнитном поле, видимо, оно враждебно современным технологиям.

У них были все спутниковые каналы, потому что Элисон любила делать покупки на диване; часто она стеснялась выходить на улицу и жаловалась, что люди странно смотрят на нее, словно знают, чем она зарабатывает на жизнь. «В этом нет ничего постыдного, — сказала она. — В конце концов, я же не проститутка». И все же приятно было иметь возможность покупать толстые золотые цепи, блестящие серьги и прочий безвкусный хлам для сцены. Однажды, включив телевизор, они увидели на экране эльфийское личико Кары; в другой раз выскочила острая лисья мордочка Мэнди.

— Наташа, ха! — фыркнула Колетт. — Она ни капельки не похожа на русскую.

— Она не русская.

— Они могли бы загримировать ее под русскую, я об этом.

В титрах мелькнуло предупреждение о том, что программа носит «исключительно развлекательный характер». Колетт хрюкнула и вырубила телевизор.

— Скажи им правду на следующей программе. Расскажи, на что в действительности похож мир иной. Почему ты должна жалеть их? Расскажи, как Моррис обращался с тобой. — Она хихикнула. — Вот бы после этого взглянуть на их лица. И на Мэнди, когда она красуется перед камерой, а Моррис лезет ей под юбку. Хотела бы я посмотреть, что они забормочут о мире ином, если Моррис вернется и выкинет парочку своих фокусов.

— Не говори так, — взмолилась Эл. — Не говори, что хотела бы вновь увидеть Морриса.

Она так и не смогла научить подругу искусству вовремя прикусывать язык; как и понимать, насколько просто и буквально мыслят хозяева потустороннего мира. Надо следить за тем, что говоришь, и даже за тем, что думаешь. Разве это так сложно понять? Иногда ей казалось, что Колетт просто не может быть таким тормозом. Наверняка она делает это специально, мучает ее.

Позвонил Гэвин. Он попросил Колетт, Эл молча передала ей трубку. Она болталась поблизости, подслушивая, хотя успешно справилась бы с этой задачей и в другой комнате. Она могла настроиться на Гэвина в любую секунду, просто это было бы утомительно. Довольно четко она услышала, как он спрашивает:

— Как поживает толстая лесбиянка?

— Я же тебе говорила, Элисон не лесбиянка, — возмутилась Колетт. — Между прочим, у нее есть мужчина, и не один.

— И кто же? — потребовал ответа Гэвин.

— Погоди-ка. — Колетт призадумалась. — Значит, так, Донни. И еще Кит… они давно знакомы.

Эл встала в дверном проеме.

— Колетт… не надо.

Колетт злобно отмахнулась от нее.

Не шути с бесами, взмолилась Эл — но молча. Она повернулась и вышла из комнаты. Ты бы поостереглась, Колетт, да откуда тебе знать, что это необходимо? Ты веришь, но веришь наполовину, вот что плохо. Тебе нравится щекотать себе нервы, тебе нравятся деньги, но ты не хочешь менять свой примитивный взгляд на мир. Она услышала, как Колетт говорит Гэвину:

— И Дин. Вообще-то Дину больше нравлюсь я. Но он совсем еще мальчишка.

— Что они делают, эти парни? — спросил Гэвин. — Небось, тоже гадалками подрабатывают?

— И Март, — продолжала она. — Ах да, и наш сосед, Эван. В нашей жизни мужчин хватает, сам видишь.

— Ты мутишь с соседом? — спросил Гэвин. — Он женат?

— Это мое личное дело.

Колетт посетило игристое, мурашками бегущее по телу вдохновение лжецов. Когда она услышала, что вылетает из ее рта, то испугалась. Вполне естественно, что ей хотелось как-то приукрасить свою жизнь в разговоре с Гэвином, но хватит, хватит, сказала она себе. Донни и Кит давно мертвы, Эван — дебил, а Март живет в сарае. Или жил.

— И правда, — согласился Гэвин. — В смысле, никогда бы не подумал, что кто-то может бросить жену и детей ради тебя, Колетт, но у меня больше нет права на мнение по этому поводу, верно?

— Именно, черт побери.

— Так что встречайся с кем хочешь, — сказал он высокомерно (словно давая соизволение, подумала она). — Слушай, я вообще чего позвонил — у нас тут на работе была небольшая реорганизация. В общем, меня уволили.

— Понятно. И давно?

— Три месяца назад.

— Мог бы и сказать.

— Да, но я надеялся устроиться. Я позвонил кое-кому.

— И что, их не было на месте? У них было совещание? Они улетели на неделю в отпуск?

— Сейчас вообще экономический спад, ты в курсе?

— Я не думаю, что это спад. Я думаю, что тебя наконец раскусили, Гэвин.

— Нет, это везде творится, все крупные консалтинговые фирмы сокращают штаты.

— И как, справляешься? С деньжатами, небось, туговато?

— Это всего лишь вопрос доходов и расходов.

— Уверена, Зоуи тебя не бросит в беде.

Он как-то замешкался, и Колетт спросила напрямик:

— Надеюсь, вы еще вместе?

— О да, она очень верная. В смысле, она не из тех, кто дает отставку, если ты временно не у дел.

— Не то что я, а? Я бы пулей тебя бросила.

— В общем, я хочу попросить тебя насчет выплат за квартиру. Мне надо снизить расходы. Ненадолго, пока все не уладится.

— Так что, в модельном бизнесе тоже спад? Или она влезла в долги, чтобы подтянуть сиськи и откачать жир из задницы? Ладно, Гэвин, нет проблем, можешь временно сесть мне на шею. У нас с Элисон дела идут прекрасно, лучше не бывает.

— Да уж, спиритические программы по всем каналам крутят.

— Да, но в них участвуют одни жулики. А мы не жулики. И не зависим от прихотей телевизионщиков, слава богу. — Что-то коснулось ее, маленькая ручка легла на ее рукав — угрызения совести. — Ладно, так как у тебя дела, — спросила она, — не считая проблем с деньгами? Как машина, ездит?

Короткая пауза.

— Мне пора, — сказал Гэвин. — Зоуи меня зовет.

— Наверное, от нее кусок отвалился, — съязвила Колетт. — Пока-пока.

Положив трубку, она захихикала. Гэвин вечно жил от зарплаты до зарплаты, и лимит его кредиток всегда был исчерпан. Скоро он попросит денег в долг, сказала она себе. Она пропела Элисон:

— Угадай, что случилось? Гэвина уволили.

Но Эл с кем-то разговаривала по другой линии.

Мэнди сказала:

— Настала пора предложить клиентам то, что они не могут получить по спутниковому телевидению. Все это прекрасно, но в чей карман сыплются денежки? Уж точно не в наш. Нет, мы три часа болтаемся в задней комнате наедине с тарелкой черствого печенья, потом нас час красит какая-нибудь высокомерная курица, которая не может нарисовать брови на нужном месте, а потом сюжет урезают до невозможности, и мы еще должны быть им по гроб жизни благодарны.