— А теперь быстренько сделай еще один глубокий вдох, — заговорщицки прошептал Шило, ведя себя так, будто они играли в некую запретную и чрезвычайно увлекательную игру.

Тристан вновь крепко зажмурился и тихонько ахнул, пока палач очертил второй круг чуть выше его колена. Но он опять не почувствовал боли, настолько острой оказалась бритва. Кровь тонкими ручейками сочилась из еще одного разреза, стекая на ступню.

— Еще раз, миленький! — шаловливый голос Шила настырно проникал в сознание Тристана.

Юноша снова зажмурился и задержал дыхание, когда вдоль его бедра прошел третий разрез, соединивший между собой два первых и завершивший омерзительный рисунок.

Шило вразвалку отошел от узника, преисполненный осознанием выполненного долга, пока старший палач тщательно вытирал кровь с бритвы и выбирал новую. Этот нож был покороче, обладал более широким основанием и острым закругленным концом. Тристан с нездоровым любопытством смотрел на него, чувствуя, как по его ноге стекает теплая кровь.

— Я не боюсь! — отчетливо выговорил он, стараясь не стучать зубами от дикой паники, рвущейся из глубины его души. Нет, что бы они с ним ни делали, он никогда не покажет этим мучителям своих истинных чувств, ведь в оном героизме и заключается его сила! Его истязатель приблизился, держа в руке очередное орудие пытки. Тристан задышал чаще, следя за Мясником нервно расширенными глазами, когда Шило вернулся к своему подопечному, держа в руке короткую палочку из мягкого дерева, переходящую в кожаные ремешки, размещенные на каждом из ее концов.

— Закуси ее, мальчик! — предложил он, прижимая палочку к губам пленника.

Де Вильфор отрицательно замотал головой и сказал «нет», но Шило продолжал настаивать.

— Тристан, сейчас тебе будет очень больно, по-настоящему больно. Или закуси эту палочку, или тебе придется кусать собственные губы, понимаешь? Выбора нет… — Чуть погодя, он высокомерно хмыкнул и презрительно добавил: — Ты ведь не хочешь умереть — истошно визжа, как свинья, которую режут?

Последнее замечание отрезвило де Вильфора, поумерив его запальчивость, ибо он понял, что его хотят унизить, превратить в бездушное животное. Его гордость подчинилась здравым доводам разума, и он собрал все свои силы, чтобы если не выжить, то хотя бы достойно встретить смерть. Слегка кивнув, Тристан подчинился безнадежности своего положения, разжал губы и взял в рот палочку. Шило, быстро завязав ремешки узлом на его затылке, закрепив оный кляп между зубами несчастного юноши, равнодушно взнуздав его, словно прилаживал удила во рту у лошади.

Теперь помощник палача снова встал позади пленника, положив руки ему на бедра, пока мастер готовился к работе новым ножом. Сначала он ввел острие ножа под кожу на верху первого разреза. Лицо Тристана исказилось от боли, он изо всех сил впился зубами в мягкое дерево, пока истязатель работал бритвой. Внезапно сквозь его сжатые зубы послышался тихий стон, когда палач оторвал уголок полоски кожи и начал оттягивать его левой рукой, одновременно отделяя от тела ножом в правой. Тристан все сильнее вгрызался в палочку, встряхивая головой с мотающейся гривой черных волос. На его лбу выступили капли пота, отчаянным усилием воли он пытался выдержать изуверскую пытку. Сдавленные стоны вырывались из его груди между судорожными вздохами. Шило удерживал на месте бедра истязуемого, помогая палачу и чувствуя, как напряглось тело Тристана. Они аккуратно, медленно работали, и им понадобилось около пяти минут, чтобы оголить плоть между двумя разрезами на верхней части бедра юноши. Наконец Мясник победно поднял вверх окровавленную полоску кожи, снятую с ляжки узника.

В это мгновение Тристан перестал бездумно мотать головой и посмотрел вниз. Его глаза стали еще шире от ужаса, когда он внезапно обнаружил жуткий красный предмет… Предмет, который совсем недавно был его белоснежным, мускулистым бедром.

— На память, гражданин! — картинно расхохотался старший палач, протягивая свежесодранный клочок кожи икающему от потрясения Демулену, но тот испуганно отшатнулся и, потеряв равновесие, чуть не выпал из кресла.

Мясник и Шило веселились напропалую, сгибаясь в три погибели от смеха, а затем они вновь обратили внимание на свою распятую жертву, хранящую гробовое молчание. Тристан по-прежнему висел на пыточном станке, выпрямившись и пристально глядя на противоположную стену, чтобы не смотреть на свою изуродованную ногу. Безумная боль, растекающаяся по всему телу, заставляла его морщиться и еще крепче сжимать зубы.

Камиль Демулен, чувствуя неприятную слабость в животе, неотрывно таращился на ужасную рану, понимая, что не видел в жизни ничего более отталкивающего, но вместе с тем и более прекрасного. Контраст белой кожи и красной плоти очаровывал и завораживал. Как ему и обещали, крови вытекло совсем немного, хотя и достаточно для того, чтобы под ногами пленника на полу скопилась небольшая лужа. Между его тазобедренным суставом и коленом образовалась полоса сырого мяса, поблескивавшая в свете очага, освободившаяся от покрывавшей ее кожи. Комендант легко разглядел вены и артерии, пульсирующие под оголенной плотью, и нечто еще, что могло быть мышцами или жиром. Несмотря на легкую тошноту, Демулен вдруг почувствовал прилив желания, его мужское естество вздыбилось под штанами. Этот обреченный на смерть юноша… Какой же ангельской, а вернее дьявольской красотой преисполнилось его перекошенное от страданий лицо! Было ли, оставалось ли в нем хоть что-то человеческое? Демулен вдруг подумал: «А как именно Тристан излечил тех недужных девиц? И чем после оной процедуры болел он сам?» И тогда его трусливое, подлое сердце вдруг наполнилось недобрым, мрачным предчувствием надвигающейся беды…

Палач прервал это зрелище, начав сдирать кожу с икры и голени Тристана. На сей раз разрезы расположились чуть ниже правого колена и над лодыжкой. Шило крепко зажал в своих здоровенных кулачищах ногу пленника и держал ее до тех пор, пока палач буквально не «развернул» всю кожу, словно снимая бумагу с покупки. Теперь юноша уже не смог сдерживаться и отчаянно стонал, несмотря на плотно заткнутый рот. Он продолжал вскрикивать и корчиться, пока Мясник сдирал кожу с его колена, не тронув лишь узкую полоску кожи на внутреннем сгибе, объяснив:

— Мы оставим эту кожу красавчику. Иначе слишком легко повредить большие сосуды. Не хотим же мы дать ему слишком быстро истечь кровью и умереть.

К окончанию оной части пытки Тристан почти лишился сознания, исходя холодным потом, закатывая глаза под лоб и предобморочно вздрагивая всем телом. Затем палач и его помощник подождали несколько минут, чтобы пленник пришел в себя и смог вновь чувствовать боль. Когда его стоны сменились хрипами, Шило принес кружку воды. Вытащив кляп, он прижал край посудины к губам истязуемого, оттянув его голову назад, и принялся медленно вливать воду ему в рот. Тристан уже осип от стонов и поэтому с трудом глотал воду. Напившись, он машинально посмотрел вниз, чтобы понять, откуда исходит такая страшная боль, кусающая его ногу, будто стая голодных пчел. Сперва он не воспринял того, что именно видит. Де Вильфор тупо разглядывал пол и оковы, пытаясь отыскать свою ногу.