– А этот наш товарищ, Борис Степанович, для вас – сущая катастрофа.

– В каком смысле?

– Александр – офицер ФСБ.

Зловещие аббревиатуры, обозначающие спецслужбы, еще со времен КГБ и НКВД магически действуют на сознание русского человека. Тихонравов сник и съежился буквально на глазах, челюсть его отвисла, а взгляд стал безжизненным и тупым.

"Вот и все, – думал генерал. – Вот и точка. Я все надеялся, все мечтал о том, что как-нибудь пронесет. А халявы не бывает!"

– Эй, Борис Степанович, вы меня слышите? – шутливо потрепал генерала по плечу Аркан. – Или вас последнее известие привело к инфаркту?

– Слышу, – еле выдавил из себя генерал.

– Вот и отлично. Теперь вы знаете, какие козыри у нас на руках.

– А что вы от меня-то хотите?

– Немного, Борис Степанович, честное слово.

Всего-то просим вас задуматься. С кем вы? Зачем вам все это надо? Что вас ждет в будущем? – вмешался в разговор Банда, сидевший до этого неподвижно и молча.

– Ну, допустим, я задумаюсь, допустим, я давно уже обо всем задумался. Я что, должен добровольно признаться в своем преступлении? Как это у вас называется – пойти с повинной? – с горькой иронией улыбнулся Борис Степанович. – А вы мне за это скостите срок?

– Срок вам, Борис Степанович, за все ваши грехи будет в любом случае определять суд, а не мы. Мы можем только в какой-то степени помочь вам очиститься от той грязи, в которую вы втоптали свое честное имя офицера, – невозмутимо ответил Банда. – Решайте!

– Что решать-то? За какую такую услугу с моей стороны вы будете мне помогать?

– Борис Степанович, – придвинувшись ближе к генералу, Банда заговорил мягко и вкрадчиво, – вы же умный человек, вы прекрасно знаете, что в нашем обществе давно существует принцип – услуга за услугу. Так?

– И какие мои действия вас устроят? Разве я могу оказать вам такую услугу, которая хоть была бы сравнима по значимости с.., в общем, с тем, что вы можете сделать для меня? – генерал Тихонравов взглянул на Банду с недоумением, явно не понимая, почему до сих пор на его запястьях не защелкнулись наручники.

– Можете.

– Что же?

– Сейчас объясню, но сначала… Сначала, Борис Степанович, вы должны сами для себя решить – хотите ли вы с нами сотрудничать? Готовы ли вы к тому, чтобы пойти на некоторый риск, получив взамен гарантии самого лояльного отношения со стороны правоохранительных органов и прокуратуры к вашей роли во всей преступной деятельности по транспортировке наркотиков из Таджикистана и Афганистана и торговле ими здесь, в Москве? Сначала я хочу услышать от вас, понимаете ли вы сами, без постороннего вмешательства, без давления со стороны органов, в какую страшную грязь вы влипли – в грязь, от которой вам уже никогда не отмыться?

Тихонравов надолго задумался.

Впрочем, думал он сейчас не над теми вопросами, которые поставил перед ним этот офицер Федеральной службы безопасности. Вопросы Банды как раз оказались для Бориса Степановича совсем несложными, ответы на них уже давно были у него готовы, да и сама постановка этих вопросов в принципе заранее предопределяла ответы.

Думал генерал о том, как вообще он сумел дойти до такой жизни, до такого позора. Уже не в первый раз за последнее время приходилось генералу Тихонравову размышлять над вопросами, важнейшими для каждого человека во все времена. Эти вопросы донимали его сейчас, жестоко терзая его душу.

Где грань пристойности, приличия и чести?

Как определить грань, отделяющую тягу к здоровому предпринимательству и желанию разбогатеть от подлости, обмана и преступления?

Сколько нужно денег человеку для полного счастья? Какие блага?

Можно ли пожертвовать убеждениями и моральными правилами ради сиюминутной выгоды и материального благополучия?

Где та незримая черта, переступать которую человек, желающий остаться настоящим Человеком, не имеет права ни в коем случае?

Ведь он, Борис Тихонравов, не родился подлецом.

Он ведь долгие годы вообще не знал, что Такое деньги, богатство, благосостояние.

Он вырос в голодной деревне, разоренной войной, и отлично помнил, как всей семьей копошились они перед самым снегопадом в ледяной земле ради того, чтобы, если повезет, отыскать на перекопанном уже поле хотя бы несколько замерзших противно-сладких картофелин.

Да, он с самого детства мечтал о небе – с тех самых времен, когда летчики были национальными героями, а тот же Чкалов – живой легендой.

Он поступил в летное училище, прошел все ступеньки карьеры в Военно-Воздушных Силах, но мало кто из его друзей догадывался, что только после своей первой зарплаты кадрового офицера он узнал вкус шампанского – до этого его денег, стипендии курсанта, хватало разве что на зубной порошок, а других источников дохода он не имел.

Ему, пришедшему в армию без блата и "волосатой руки", пришлось на полную катушку испытать "прелести" самых дальних, самых зачуханных гарнизонов, летать в самых сложных климатических условиях.

Он, желая больше знать и уметь, сделал свою стремительную карьеру только благодаря своим личным качествам – усидчивости, трудолюбию, старательности и.., бесстрашию. Он первым в своей части испытывал новые модели самолетов, первым вырабатывал новые методы и приемы ведения воздушного боя, взаимодействия экипажей. Он учился по ночам, мечтая об Академии, а его послали в Корею – помочь местным "товарищам".

Уже после этой по-настоящему опасной командировки, где он приобрел бесценный опыт в сражениях с американцами, он попал в вожделенную Академию и быстро стал одним из лучших на своем курсе, а затем – опытнейшим, высокопрофессиональным специалистом в области боевой авиации.

Он высоко ценил мужскую дружбу, а еще выше – дружбу мужчин, связанных общим опасным делом, армейским братством.

Для него не было ничего страшнее предательства, трусости, малодушия, стремления решить свои проблемы за чужой счет или спрятаться за чьей-то широкой спиной. Он не понимал, как можно ставить свои личные интересы выше интересов всего большого коллектива, в котором ты живешь, трудишься, воюешь.

Он был настоящим, искренним советским человеком, свято верившим в светлые идеалы, к которым стремилось наше общество. Пусть эти идеалы существовали только в речах коммунистических лидеров, но в том-то и дело, что он был убежден в правильности и лозунгов, и критериев подхода к человеческой морали!

Он был как раз из тех настоящих коммунистов, для которых партия являлась не ступенькой в карьере, а убеждением, религией, преобразующей силой.