Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тристо ухмыльнулся.
— Не беспокойтесь, они заговорят.
Он потащил пленника по туннелю, оставив Лонго наедине с Нотаром.
— Если хотите продолжить дуэль, то лучше отложить до завтра, — предложил Лонго. — Сейчас не самое подходящее время.
— Дуэли не будет, — ответил Нотар. — Вы спасли мне жизнь. Я не запятнаю свою честь и не убью спасшего меня.
— А как насчет Софии? Что с нею?
— Забирайте ее. Больше ни слова, — молвил Нотар и пошел прочь.
* * *
В свои покои София вернулась на рассвете. Константин настоял, чтобы она оставалась при нем, пока дворец как следует не обыщут и не удостоверятся в отсутствии турок. В покоях царевну ждал мегадука, и лицо его было холодным и равнодушным.
— Лука, что вы здесь делаете? — спросила она.
Нотар не ответил. Подошел и ударил по щеке с такой силой, что рот Софии наполнился кровью. Царевна осела на пол, держась за щеку. Нотар плюнул на пол перед нею.
— Между нами все кончено. Ты не стоишь меня. — Нотар направился к дверям.
— Нотар, — позвала София. Он замер. — Простите меня. Я не хотела причинить вам боль.
Нотар обернулся, и София увидела в его глазах не только ярость и боль, но и странную радость.
— Значит, царевна, жаль нам обоим. — Он скрылся за дверью.
* * *
Геннадий пробудился до рассвета от звука шагов по каменному полу длинного коридора, ведшего к тюремной камере. Невидимка остановился, звякнули ключи. Скрежетнул замок, и Геннадий встал, стараясь выглядеть собранным, невозмутимым и спокойным, насколько это было возможно после десяти дней заточения в грязной смрадной норе. Дверь распахнулась. Сощурившись от непривычно яркого света — вошедший нес факел в руке, — Геннадий различил черты мегадуки. Тот выглядел не слишком приветливым.
— Доброе утро, Нотар, — приветствовал его Геннадий. — Что привело тебя сюда в столь ранний час?
— Монах, ты свободен.
— Подтвердились мои слова о Софии?
— Да. А теперь, монах, скажи мне, каким образом ты собираешься убить султана. Я весь внимание.
Вторник, 8 мая, — среда, 23 мая 1453 г.
Константинополь
С 38-го по 53-й день осады
Когда взошло солнце, Мехмед стоял на пригорке вне досягаемости константинопольских пушек и смотрел, как со стены сбрасывают обезглавленные тела турецких воинов. Они будут лежать у подножия и гнить — барьер мертвечины, призванный смутить нападающих. Мехмед простоял на пригорке всю ночь, с того мига, как приказал напасть на город через туннели. Он дал себе клятву стоять и ждать, пока со стен не вышвырнут последнее тело. Такое наказание назначил себе султан за поражение.
Страшный грохот заставил его зажать уши. Слева глухо зарокотало, и сотня ярдов земли, тянувшейся от стен к турецкому лагерю, провалилась. Когда утихли отзвуки грома, со стен донеслись радостные возгласы. Через минуту грянуло вновь, взметнулась пыль, и стало меньше еще одной полосой земли.
— О великий султан, христиане обнаружили наши туннели! — прокричал запыхавшийся гонец.
— Я это уже понял, — ответил султан.
Конечно же, захваченные христианами саперы выболтали все. Долгие недели изнурительного труда — все напрасно! Следующий час Мехмед наблюдал, как одна за другой обваливаются все мины, подведенные к городу. Он слегка утешился, воображая, что обезглавленные тела, сыпавшиеся со стен, принадлежат предателям. Наконец взрывы утихли, со стены слетело последнее тело, христиане в последний раз восторженно возопили, и воцарилась тишина.
— Передай командирам войска и визирям: пусть соберутся в моем шатре, — приказал султан гонцу.
Но сам в шатер не пошел. Отправился на прогулку по лагерю, а следом, в некотором отдалении, шел верный Улу. Султан был одет как простой янычар и внимания не привлекал. Да и большинство воинов никогда его вблизи не видели. В лагере господствовало уныние. Осунувшиеся лица, потухшие глаза. Отмалчиваются, а если и говорят, то брюзжат, жалуются на нескончаемую изнурительную осаду. Мехмед присел к группе янычар, завтракавших у костра. Улу устроился поодаль, оставаясь незамеченным.
— Я с ночной стражи, — вздохнул султан. — Накормите?
Седой ветеран, хлопотавший над варевом, смерил Мехмеда долгим и внимательным взглядом, но все же зачерпнул из котла белесой жижи, налил в миску и протянул. К ней добавил обломок твердокаменного сухаря.
— Кушай, набивай брюхо — если полезет.
Мехмед отломил кусок сухаря, зачерпнул жижу, отправил в рот и чуть не поперхнулся. Вкус был неописуемо гнусным. Но Мехмед все же заставил себя прожевать и проглотить.
— Не нравится? — осведомился ветеран. — Это лучшее, что я могу сделать с нашими нынешними припасами. Еда хуже день ото дня, но ему, — янычар значительно кивнул в сторону султанского шатра, — ему все равно! Он-то вкушает, будто душа в раю, а нам достаются помои!
Мехмед, пересилив себя, зачерпнул еще раз.
— Не такая уж большая цена за богатства и славу. Когда город падет, мы все станем богачами.
Янычары прыснули со смеху.
— Богатства, слава. — Воин рядом с Мехмедом вздохнул. — Ты говоришь прямо как султан.
— Судя по всему, падем именно мы, — добавил второй. — Только глянь, что прошлой ночью случилось. Очередной гениальный султанский план стоил нам сотни лучших бойцов, которые ни за что сгинули в этих шайтанских туннелях!
— Я дрался под началом старого султана, Мурада, — сообщил ветеран. — Если уж Мурад не смог взять этот город, много ли шансов у нынешнего юнца?
Мехмед поставил миску, встал.
Он холодно поблагодарил за еду.
* * *
— Да не за что, — ответил старик. — Мы всегда рады накормить брата по оружию.
За палатками к султану подошел Улу.
— Господин, следует ли наказать этих людей палками?
— Нет. Выясни, кто этот старик, и поставь во главе снабжения войск.
— Хорошо, повелитель.
В свой шатер Мехмед зашел в дурном настроении. Ожидавшие его Халиль и оба главных командира — Исхак-паша и Махмуд-паша — поклонились султану. Тот, не обращая внимания, подошел к уставленному яствами низенькому столу и смахнул блюда на пол. Слуги бросились убирать беспорядок.
— Оставьте! — крикнул Мехмед, затем воззрился на главного визиря.
— Халиль, скажи: что же это такое? Мне подают изысканные блюда, а моим людям достаются помои?
— Ваше величество, я стараюсь, как могу, — пробормотал визирь. — Войско такое большое…
— Не утруждай себя объяснениями. Ты больше не руководишь снабжением войска.