писанину, которая начиналась следующими словами: «Мрти окрути длопро квахтемин…», затем перевела взгляд на листок бумаги в руках у Джейми, исписанный рядами букв по пять в каждой и с отдельной, крупно выписанной буквой над каждым из таких рядов.

— Просто надо одну букву заменить другой, но в том же порядке, — объяснил Джейми. — И если у тебя имеется достаточно текста, над которым можно работать, и ты угадываешь то одно слово, то другое, тогда все, что необходимо, — это просто переводить из одного алфавита в другой, понятно?

Он помахал у меня перед носом листком бумаги, на котором один над другим были выписаны два алфавита.

— Более или менее, — ответила я. — Тебе, должно быть, понятно, а это самое главное. Ну и о чем же там речь?

Выражение живейшего интереса, присущее Джейми при разгадывании разного рода головоломок, немного потускнело, он уронил письмо на колени, поднял на меня глаза и прикусил нижнюю губу.

— Знаешь, — начал он, — все это очень странно. И все же не думаю, что допустил ошибку. Видишь ли, тон всех писем Якова весьма характерен, и даже это зашифрованное послание вполне его отражает.

Голубые глаза под густыми рыжеватыми бровями встретились с моими.

— Яков хочет, чтобы Карл снискал милость у Людовика, — медленно начал он. — Но эта поддержка нужна ему не для вторжения в Шотландию. Яков вовсе не заинтересован в возвращении трона.

— Что?!

Я выхватила из его рук пачку писем, пробежала глазами по неразборчивым строчкам.

Джейми оказался прав. В письмах сторонников отчетливо звучала надежда на неминуемую реставрацию, в письмах же Якова к сыну об этом не говорилось ни слова. Все они были пронизаны одной заботой: Карл должен произвести на Людовика благоприятное впечатление. Даже заем у Мазетти из Салерно целиком предназначался для того, чтобы принц мог жить в Париже как подобает джентльмену, на военные нужды из них не предполагалось расходовать ни сантима.

— Знаешь, мне кажется, этот Яков хитер как лиса, — заметил Джейми, похлопывая ладонью по одному из писем. — Потому как собственных денег, англичаночка, у него всего ничего. Правда, покойная жена владела крупным состоянием, но дядя Алекс говорил мне, что она завещала все церкви. Папа оказывал Якову поддержку, ведь тот как-никак монарх-католик, однако и собственный интерес при этом соблюдал.

Он обхватил руками колено и сидел, задумчиво созерцая груду бумаг на кровати.

— Филипп Испанский и Людовик, я имею в виду короля-отца, тридцать лет тому назад дали Якову немного солдат и несколько кораблей, чтобы тот попытался восстановиться на троне. Но все с самого начала пошло наперекосяк: на море был шторм, часть кораблей затонула, на остальных не оказалось умелых капитанов, и они причалили не там, где следовало, — одним словом, не заладилось. В конце концов французы просто отплыли с Яковом от берегов Шотландии, и нога его так и не ступила на родную землю. А потому с течением времени он, по-видимому, вовсе оставил мысль о восстановлении на троне. Но у него подрастали два сына, надо было как-то устраивать их судьбу. И вот я спрашиваю себя, англичаночка, — он откинулся назад, на спинку дивана, — как бы я поступил в подобной ситуации? А ответ получается один: я должен сделать все возможное, чтобы заставить своего кузена Людовика — а ведь он, заметь, не кто-нибудь, а король Франции — помочь хотя бы одному из моих сыновей занять подобающее ему положение. Пусть в среде военных. В конце концов, генерал французской армии — не такой уж плохой пост.

— Гм… — задумчиво кивнула я. — Да, конечно. Но будь я действительно умным человеком, то не стала бы обращаться к Людовику и выпрашивать у него милостей, словно бедная родственница. Я бы послала своего сына в Париж и устыдила бы Людовика самим его появлением при дворе. И старалась бы создать у него иллюзию, что активно ищу возможности восстановления на троне.

— Но как-то раз Яков во всеуслышание заявил, что Стюарты более не будут править Шотландией, — возразил Джейми. — А потому для Людовика он в этом плане более интереса не представляет. А без перспективы вооруженного вторжения якобитов и захвата ими Англии у Людовика нет причин проявлять к юному Карлу какие-либо чувства, кроме жалости, как того требуют правила приличия и нравы общества.

Впрочем, никакой определенности пока не было. Письма, раздобытые Джейми, датировались прошлым январем, то есть временем прибытия Карла во Францию. К тому же все эти коды, шифры, недомолвки ничуть не способствовали прояснению ситуации. И все-таки в целом, похоже, мы были правы.

И если Джейми верно разгадал мотивы «шевалье», тогда нашу задачу можно считать выполненной. Вернее, она как бы не существовала вовсе.

Раздумывая о событиях прошлой ночи, я весь следующий день провела в беготне: сперва утренний визит в салон Мари д’Арбанвилль, где слушали стихи какого-то венгерского поэта, затем к травнику, живущему неподалеку, за валерианой и фиалковым корнем, и уже от него — на работу в больницу.

К вечеру все дела там были переделаны, но ни Мурта, ни Фергюс еще не явились за мной, чтобы сопровождать до дому, а потому, сняв халат, я уселась в пустующей приемной матери Хильдегард и стала ждать.

Я просидела там, наверное, с полчаса, когда вдруг услышала на улице лай.

Сторожа у дверей, как часто случалось здесь, не оказалось. Наверное, пошел купить себе еды или же его услала с каким-то поручением одна из монахинь. В его отсутствие охрана дверей больницы возлагалась на куда более надежную персону — Бутона.

За первым предупредительным взлаиванием последовало низкое злобное рычание, которым пришельцу давали понять, что он не смеет двигаться с места, иначе его разорвут на куски. Я поднялась и выглянула из-за двери — возможно, отец Бальмен снова искушает этого демона, препятствующего ему в осуществлении его священного долга. Но фигура, возвышавшаяся на фоне огромных стеклянных витражей вестибюля, ничуть не напоминала толстяка священника. Это был высокий мужчина в килте, картинно развевающемся вокруг его стройных ног, пока он отбивался от маленькой зубастой собачки, нападавшей на него.

Похоже, Джейми совершенно не ожидал подобного приема. Приложив ладонь ко лбу, он всматривался сквозь стекло в полумрак вестибюля.

— Привет, собачка! — вежливо сказал он и шагнул вперед, выставив кулаки.

Рычание Бутона усилилось на несколько децибел, он отступил на шаг.

— Ах вот ты как!

Глаза его грозно сузились.

— Ладно, малышка, кончай, — посоветовал он и покосился вниз. — Неужели не видишь, что я куда больше? На твоем месте я не стал бы рисковать.

Бутон отступил на дюйм, издавая грозные звуки.

— И куда быстрее тебя.

Джейми резко отскочил в сторону. Зубы Бутона щелкнули всего в нескольких дюймах от его лодыжки, и Джейми торопливо