Я недоуменно покосился на Джулиуса.

– Вы, наверное, удивляетесь, почему здесь нет моего сына. – Опустив шитье, миссис Хиггинс встала и разгладила складки своих нарядных юбок цвета баклажана. – То было желание Делии, она сама вам все объяснит, мистер Уайлд. Думаю, нет нужды предупреждать, что вы никому не должны рассказывать об этом месте. Вам можно доверять?

– Жизнью клянусь, никому ни слова.

– Многие отзывались о вас положительно в этом смысле. Вы не поверите, как это трудно – завоевать доверие той же Грейс Стэкхаус, служанки, которая работает у Миллингтонов, тут, неподалеку, по соседству. Но вы его заслужили. Так что следуйте за мной. И, пожалуйста, говорите потише, потому как в доме у меня еще один гость.

И вот миссис Хиггинс неожиданно легкой походкой направилась к камину. Провела пальцами по мраморной доске, и в дальнем углу комнаты открылась маленькая дверца. Комната за ней оказалась без окон и освещалась одной-единственной керосиновой лампой; свет ее отбрасывал причудливые тени на своеобразный музей в миниатюре.

Такой коллекции мне еще ни разу не доводилось видеть. Все полки на стенах были уставлены подсвечниками и карманными фонариками – от самого примитивного под названием «бычий глаз» до серебряных подсвечников изящной работы с орнаментом из завитков. Я разглядел ночные фонари с железными щитками, свечи с маленькими абажурами, отражающими и усиливающими свет, позолоченные низенькие подсвечники для спальни с ручкой на подставке, щедро изукрашенные сценками из дикой природы. Простые оловянные подставки соседствовали с канделябрами искусной работы, украшенными изображениями растений, прорастающих из крохотных металлических семян. Самые невообразимые светильники смотрели на меня со всех сторон, сияли и подмигивали из полумрака, и об их формах можно было лишь догадываться по бликам света, отражающихся в острых краях и плавных изгибах. И ни единой свечи или коробка со спичками в поле зрения.

Миссис Хиггинс подошла к стеклянной полке, уставленной миниатюрными канделябрами, и завела за нее руку. Раздался тихий щелчок хорошо смазанного механизма. Полка раздвинулась. Открылась лестница с крутыми ступеньками, ведущими куда-то в темноту, и наша хозяйка начала спускаться по ней. Мы осторожно последовали за ней, нам не хватало уверенности миссис Хиггинс, ведь она, будучи слепой, давно освоилась с темнотой.

– У покойного отца Джорджа был свой бизнес, он отливал свечи, – шепотом произнес Джулиус. – Его коллекцию часто показывают посетителям, водят их сюда, как в музей. А он действительно замечательный. И никто не заподозрит, что помещение это служит двойной цели, ведь сюда люди ходят толпами. Держись за перила, что у стенки.

Я протянул руку. И к моему удивлению, костяшки пальцев коснулись бумаги, а не земляной или каменной стенки подвального помещения. Да и холодных сквозняков тут не было, как и намека на тошнотворную вонь, обычно царившую в канализационных системах нашего метрополиса. Я спускался следом за Джулиусом, ладонь скользила по гладко отполированным деревянным перилам, и вот где-то внизу показался свет.

Мы спустились – ступни утонули в толстом ковре, – затем свернули за угол. И тут передо мной открылось зрелище, которого я никогда не забуду, проживи на этом свете хоть тысячу лет.

Жители Нью-Йорка почти никогда не видят беглых рабов. По многим причинам, большинство которых вполне очевидны. Беглецы обычно прячутся в лесах – из страха, что каждый первый встречный может оказаться охотником за рабами, да еще и с собакой. Да и к жизни в городе они не подготовлены. Здесь у них нет норы, в которую можно забиться и спрятаться, нет подходящей одежды; они не знают, как добывать пропитание в этом жестоком мире из зигзагообразных улиц и высоченных домов и башен – в этом безбожном лесу, выросшем из кирпича и камня. Чернокожий, ловко ворующий у фермера куриные яйца, чтобы не помереть с голоду, совсем не обязательно наделен умением грабить по ночам продуктовые лавки с зарешеченными окнами. Города опасны. Их населяют толпы блуждающих по улицам городских жителей, окидывающих каждого чужака подозрительными злобными взглядами. Так что мы видим беглых, но редко. И большинство из нас рады этому обстоятельству.

Эта беглая рабыня, женщина лет двадцати, не больше, занимала постель, отгороженную от всего остального помещения китайской ширмой. Сама комната была хоть и с низкими потолками, выглядела вполне уютно. Засушенные цветы в рамочках, плетеные коврики поверх пола из сосновых досок, на стенах ситцевые обои с рисунком в красно-коричневых и бирюзовых тонах. Женщина в ночной рубашке и теплом халатике лежала на покрывале, голова в мелких косичках моталась из стороны в сторону по набитой гусиным пером подушке, обе ноги плотно перебинтованы. Нетрудно было догадаться, что с ней случилось. Она бежала с Юга через поля и болота, лесные чащи и реки без обуви и в зимнее время. Как только я вошел в комнату, женщина открыла глаза.

– Вы доктор? – спросила она меня с сильным тягучим, как патока, южным акцентом, еле шевеля растрескавшимися серыми губами.

– Доктор уже был и ушел, дорогая. – За ширму заглянула миссис Хиггинс. – Сказал, что есть надежда сохранить обе ноги. И все мы так обрадовались, услышав это. Разве не помнишь?

– Как она смогла сюда добраться? – изумленно прошептал я.

Храбрость этой маленькой женщины, риск и тяготы пути, которые пришлось ей перенести, наполнили меня восхищением и на миг даже заставили потерять дар речи. Если не считать поездок на пароме в Бруклин и обратно да редких путешествий в Гарлем и на Стейтон-Айленд, я из Нью-Йорка не выезжал. Вполне типичный недуг, свойственный местным жителям. А она прошла пешком сотни миль. В чем была, без всяких приспособлений для столь долгого путешествия.

– Приближаясь к городам, она ориентировалась по железнодорожным сигналам – фонарям и прочее. А в остальное время – по звездам, – пояснил Джулиус.

– Часто по ночам не было звезд, – простонала беглянка. – И я находила дорогу по мху.

Миссис Хиггинс заметно встревожилась. Подошла к постели, опустила ладонь на блестящий от пота лоб женщины.

– Это у нас Шугар, – сказала она, обращаясь к Джулиусу и устремив невидящий взгляд на стену. – Ты вся горишь, Шугар. Хочешь, я снова вызову доктора?

Затем миссис Хиггинс отступила чуть в сторону, и я смог хорошо разглядеть лицо Шугар. Глаза лихорадочно блестят, тонкие перебинтованные руки нервно теребят покрывало. Я представить не мог, что именно она искала в нашем городе, не мог даже приблизительно оценить размер и значимость потерь, с которыми пришлось смириться, чтобы обрести свободу – ведь там остались ее семья, друзья, место, где она спала, яркое солнце на ясном синем небе.

Джулиус тронул меня за локоть, и мы вышли в небольшой коридор. Откуда-то доносились тихие звуки, приглушенные голоса. Джулиус потянулся к ручке одной двери, но я удержал его. Одна мысль не давала мне покоя.

– Скажи, как может ребенок или совсем молоденькая женщина перенести такое путешествие? Лично я не представляю.

Он долго не отвечал, просто смотрел на меня.