Смотря на схватку двух собак, Кравен матерился на чём свет стоит, предчувствуя знатную выволочку от босса, способного реализовать угрозу про запирание в клетке с Чёрным его самого. Он проклинал рыжую колхи, которая, похоже, была из породы самоубийц, раз рискнула бросить вызов злобному, опытному в схватках псу, в полтора раза выше и тяжелее её самой. В азарте боя пёс скорее прикончит суку, доказывая своё лидерство, чем начнет вязаться с ней, тем более что колхи напала на него на его законной, давно обжитой территории.

Не в силах смотреть на то, как рушатся его грандиозные планы, Кравен выхватил из-за пояса пистолет со снотворным, но собаки мельтешили в вольере с такой скоростью, что он с равной вероятностью мог попасть в любую из них. Впрочем, стрелять было уже поздно — Чёрный успеет убить неразумную колхи до того, как его могучий организм свалит искусственный сон.

Кобель недаром слыл лучшим бойцом Мафина: за свою недолгую карьеру в клубе он успел прикончить очень много псов, куда более сильных и умелых, чем молодая рыжая самка, что пыталась противостоять ему сейчас. Этот бойцовый пёс продержался на боях рекордный срок в сто дней — тот срок, что давал право обзавестись потомством. Ценным потомством, когда прибыль от щенков становилась сравнима с прибылью от ставок на бой. Большинство схваток Чёрного заканчивались в считанные мгновенья: его молчаливый молниеносный бросок, удар, валящий соперника с ног, вонзившиеся в горло клыки — и отскок от побежденного, бьющегося в последних судорогах. В последнее время Чёрного выпускали на арену редко, и чаще против нескольких противников сразу. Отпуск на вязку он получил после того, как завалил двух выпущенных против него волков.

«И даже не сдох потом от полученных ран, — вспоминал Кравен, уныло смотря, как злобно бросается пёс на чудом подвернувшуюся им колхи. — А ведь как хорошо всё начиналось, он точно одобрил эту самку, пока в неё бес не вселился! Ну, стерва, если ты не умрешь от его клыков, то я заставлю ветеринаров тебя вылечить и буду о-о-очень долго учить тебя правильному поведению, пока ты не лишишься голоса от воплей боли. Я отучу тебя привередничать при случке».

Тане не было дела до зловещих планов наблюдателей, она была слишком занята тем, чтобы раздразнить пса достаточно сильно для вынесения ей смертного приговора. Кабы знать заранее, предвестником каких изменений были боли в животе и клоками вылезающая шерсть! Оказывается, она стала взрослой собакой. Что ж, теперь придётся стать мёртвой собакой.

Таня крутилась юлой, щёлкая челюстями и стараясь укусить противника за всё, что подворачивалось под её клыки. Пёс в ответ не кусал, а лишь ловко уклонялся, иногда вынужденно подставляя под её зубы то одно плечо, то другое. Затем улучил момент и с наскока так саданул её в бок, что Таня потеряла равновесие и покатилась по полу, воя и царапая когтями доски пола в стремлении затормозиться и вскочить.

Однако подняться ей не дали: будто бетонная плита обрушилась на неё сверху, распластав по полу. Таня хрипела и судорожно билась под черным монстром, расположившимся на ней, прижимая плашмя к доскам. Её трепыхания пес прекратил самым простым и эффективным методом: впился зубами в её холку, стягивая шкуру вокруг горла, и как следует придушил, удерживая в неподвижности всё тело Тани от головы до кончика хвоста. Таня глухо зарычала, клыки пса вонзились глубже, вызвав у неё тонкий взвизг от острой боли и новый взрыв брани у зрителей.

— Всё, прикончил? — негромко спросил помощник Кравена.

Управляющий вольерами утёр холодный пот со лба и всмотрелся в неподвижную группу на полу клетки — рыжей собаки практически не было видно под черной громадой пса. В повисшей тишине было слышно мерное дыхание кобеля и еле слышное придыхание его жертвы.

— Жива пока, — выдохнул Кравен, — если он сейчас её покроет, то потом уже не задерёт.

Он отвернулся от вольера и рявкнул на всех любопытствующих:

— Хватит прохлаждаться, в клуб народ уж подтягиваться стал! Тут ничего не поправишь, если загрызёт её, то туда ей и дорога, дурище рыжей. Чёрный в боях пока не участвует, так что закрывайте этот сектор вольеров и марш работать! Утром посмотрим, что от Рыжей осталось…

Ни жива ни мертва лежала Таня под огромным псом. Тот тоже не двигался, давя на нее своим непомерным весом, но ничего страшного не предпринимал, несмотря на жуткий прогноз мужчины, притащившего сюда Таню. С трудом сглатывая из-за сдавленной шеи, Таня ждала, что будет дальше, но ничего не происходило. Ожидание становилось мучительным: будто над приговоренным к плахе заело гильотину и острый нож всё никак не падает на его шею. Вот давление клыков на шкуру стало меньше, пёс шумно принюхался и Таня тут же грозно зарычала, заявляя о своем несогласии на близкое знакомство. Клыки мигом сомкнулись, шею вновь сдавило, Танин рык перешел в приглушенное повизгивание.

Они опять застыли в неподвижности. Вновь ослабление давления на шею и принюхивание пса, которое вновь встречено рыком. После пятого повтора кобель сам рыкнул и больно ткнул Таню носом в пол, после чего вновь демонстративно шумно принюхался и замер.

«Чего он хочет?! — разъяренно подумала не укрощенная Таня, сдерживая рык. — Попробую лежать молча, пусть он решит, что я на всё согласна, а как только он попробует что-нибудь сделать, я вновь на него наброшусь и кусну как следует!»

Неизвестно, что решил пёс по поводу её молчания: он в который раз принюхался, повторно рыкнул и опять тюкнул Таню носом в пол.

«Что б тебе икалось!» — подумала Таня, чувствуя, как чужой нос проходится вдоль её уха. Она перевела дыхание и ощутила доносящийся от пса запах раздражения.

«Всего лишь раздражение?» — не поверила Таня и старательно повела носом.

Её шею мигом перестали сдавливать, и Таня принюхалась хорошенько, разбирая все запахи, что атаковали её обоняние. Пёс лежал неподвижно, не причиняя боли и давая ей возможность анализировать данные, что поставлял нюх.

Собачьему чутью Тани не слишком понравился исходящий от пса запах: звериные инстинкты были откровенно озадачены этим запахом, словно было в нём что-то неуловимо искаженное, неправильное. Однако, несмотря на это, инстинкты будто бы признали запах пса неопасным. Звериные инстинкты словно хотели сказать:

«В любом другом случае следовало бы насторожиться, но этого конкретного пса бояться не надо, ему можно доверять».

Чем доказал пёс свою благонадёжность, на основании чего ему был вынесен вотум доверия — оставалось нераскрытой тайной, инстинкты не объясняли своих выводов. Собачья натура просто отказалась рассматривать пса как врага.

Тем временем запах раздражения кобеля стал слабее, чем прежде. В его аромате прорезались нотки любопытства, удивления, злости — но Тане показалось, что эта злость обращена не к ней. Собственно, никакой агрессии в отношении своей особы она не уловила, и теперь недоуменно спрашивала себя, с чего ей вздумалось наброситься на пса лишь на основании того, что говорили о его намерениях люди? Почему она сразу не принюхалась к нему?! Ведь так поступают все собаки, а её подвела человеческая сущность, оказавшаяся в данной ситуации неразумнее собачьей натуры. Таня принюхалась тщательнее и с невыразимым облегчением осознала, что терпких, мускусных ноток страстного влечения в запахе кобеля и в помине нет! Запах страсти и у людей, и у эльфов, и у собак, и у волков был примерно одинаков, и лежащий на Тане пёс определенно не имел грязных намерений принудить её к «вязке». Возможно, в тёмных мирах звери достойнее и порядочнее людей, проживающих здесь?