смерти. Ты явно не понимаешь, насколько страшна мысль о смерти для мёртвых. Они живут всю свою жизнь с этой идеей, и они даже не знают, что с ними произойдёт. И вот они умирают, может быть, видят белый свет, а потом они видят лодку, плывущую к ним по реке. Она плывет, чтобы забрать их в загробную жизнь, о которой они ничего не знают, и знаешь что? Тот, кто управляет лодкой, не хочет здесь находиться. Он ненавидит эту жизнь. Он предпочёл бы находиться во Франции, есть сыр бри и попивать вино из бутылки за два евро под Эйфелевой башней. Нет никаких сомнений в том, что люди на лодке захотят того же.

Ханна даже запыхалась, когда закончила говорить.

— Хорошая речь. Ты закончила?

— Туони, — сказала она предостерегающим голосом.

Это был плохой знак. Она впервые произнесла моё имя этим тоном.

— Она твоя дочь. Дай ей немного пожить. Так же как и своему сыну. Дай ему тоже немного пожить. Он может стать хорошим дополнением к Сумеречной окраине, где он сможет работать твоим поверенным и советником, вместо того чтобы работать на лодке.

Я почти рассмеялся, но вспомнил, что Туонен находился сейчас в замке. Последнее, чего бы мне хотелось, это проявить к нему неуважение.

— У него нет опыта.

— Тогда дай ему шанс его получить, через пару тысячелетий он его приобретёт. Послушай, я бы не стала с тобой об этом говорить, если бы она мне не доверилась, и не попросила меня поговорить с тобой. Может быть, ты можешь попросить кого-то из младших богов заняться этим. Или богинь? Или духов? Кого-то, кто чертовски похож на Калму. Кого-то, кто захочет делать эту работу и будет её чтить, как она того заслуживает.

Ханна говорила так страстно, её большие карие глаза умоляли меня, и меня невольно тронула её преданность моей дочери.

— Она тебе очень дорога, не так ли? — сказал я.

Она кивнула.

— Да. И я не хочу переходить границы или задевать твои чувства. Я знаю, что она вовсе не моя дочь. Но от этого она мне не менее дорога. Просто пообещай мне подумать об этом. Пожалуйста.

Я одарил её полуулыбкой.

— Ты же знаешь, что мне нравится, когда ты говоришь «пожалуйста».

— Вот вы где, — раздался голос Туонена, не дав мне чрезмерно увлечься своей женой.

Я посмотрел вниз за перила и увидел своего сына, поднимающегося по лестнице. Он был одет в чёрное с ног до головы. В его наряде было много кожи и металлических деталей. Яблоко от яблони. В последний раз я виделся с ним, когда он перевозил полуголых женщин в Город смерти.

Он остановился под нами и посмотрел на Ханну.

— Вот мы и снова встретились, — сказал Туонен и слегка поклонился. — На этот раз ты здесь в качестве королевы.

Он посмотрел на меня из-под маски в виде гадюк, сделанной из обсидиана.

— Стоит ли мне теперь называть её мачеха?

— Пожалуйста, не надо, — сказала Ханна, рассмеявшись. — Просто Ханна.

— Хорошо, Просто Ханна, — сказал он, поправив галстук-бабочку, единственное цветное пятно на его теле: красное.

Если бы я надел что-то красное, мы бы выглядели как семья, что было бы неплохим решением. Я не знал, будет ли кто-нибудь из членов восстания присутствовать на Состязании Костей, рыская в темноте, но было бы полезно показать им, что мы выступаем единым фронтом.

— Я пришёл сообщить вам о том, что ужин почти готов, — сказал он, и только тогда я почувствовал запах еды, приготовленной Пири, который витал по замку.

Туонен на мгновение снял маску и убрал чёрные волосы со лба.

Я внимательно оглядел Ханну. Я знал, что она была более близка по возрасту моему сыну, чем мне, и я должен был признать, что Туонен был довольно красив. Определенно красив. Я передал ему все свои гены, за исключением рогов. И хвоста. Но мне не разрешалось говорить о хвосте.

И хотя Ханна оценивающе его рассматривала, так как наконец-то увидела его без маски, она не заискивала перед ним. И всё же я приобнял её одной рукой для пущей убедительности.

— Мне надо переодеться, я гонялся за летающим динозавром, — сказал я ему.

Он нахмурился и надел маску обратно.

— Пойдём со мной, Туонен. У Ханны есть одна очень интересная идея, которую она только что мне подкинула.

Мы прошли по коридору в сторону моих покоев, и я рассказал Туонену про её идею о том, чтобы найти младшего бога, который взял бы на себя роль паромщика, с целью предоставить ему и Ловии больше личного пространства. Это было на меня не похоже. Обычно я размышлял над чем-либо в течение нескольких месяцев, даже лет, и только потом принимал решение.

— Ещё один паромщик? — сказал Туонен, когда я вынул одежду из шкафа. — Я не против.

Он произнёс это вальяжно, но я услышал воодушевление в его голосе и понял, что это, вероятно, именно то, что нужно моим детям. Я знал, что они были бессмертны, и это продолжалось уже много тысячелетий, но, может быть, они заслуживали того, чтобы немного продлить свою молодость?

То, что она сказала про Випунена, заставило меня пересмотреть некоторые вещи. Випунен постоянно напоминал мне о моей роли, о том, что нельзя нарушать баланс этих мест и что следует сохранять естественный порядок вещей. Мне вбивали это в голову с тех пор, как я проснулся голым на полу пещеры, будучи ещё, чёрт побери, ребёнком, который вскоре должен был стать Богом.

Но если всемогущий великан так упорно пытался держать меня в узде, то почему он не делал того же с другими? Этого я не знал. Может быть, я был единственным, к кому у него был доступ? Иногда я задавался вопросом — почему это было так? Почему мой брат Ахто не должен был иметь дело с Випуненом? Или моя сестра Ильматар? Даже наши родители — Укко и Акка — древние боги, которые были гораздо могущественнее нас — держались от него подальше. Они не встревали во всё это.

— Это всего лишь идея, — сказал я ему. — Я поспрашиваю и узнаю, насколько это возможно.

Он приподнял маску и широко мне улыбнулся.

Вот дерьмо. Я дал ему надежду.

Я посмотрел на Ханну. Она тоже широко улыбалась. Словно они с ним уже победили.

— Осторожнее, — предупредил их я. — Если вы будете слишком злоупотреблять моей щедростью, я могу бросить вас в темницу.

— Какая бесподобная угроза! — сказал Туонен.

Я проигнорировал его. Переодевшись за ширмой, я пошёл в Зал черепов,