Не очень понятно, о чем он собирается разговаривать.

– А как же полиция? Раз уж Ваш сын совершил преступление? – не могу успокоиться.

Меня одаривают еше одним недобрым взглядом, но не собираются слушать.

– Матвей! – окликаю сына.

Я знаю, что он поймет. Сейчас не надо горячиться.

– Все в порядке. Я тебя подожду.

Вот и отлично. Теперь можно быть уверенной, что он не сорвется.

В кабинете остаемся я, директор и учредитель. С которым разговаривать мне совсем не хочется.

Он снова смотрит на меня. И мне это не нравится. Чувствую себя сельской простушкой перед монархом. Гоню от себя это ощущение.

– Никакой полиции не будет, – так же ровно, как до этого говорит он.

– Почему? Если девочку действительно хотели изнасиловать, то виновные должны нести ответственность. Или вашим детям можно делать что угодно?

Я стою возле стола. Он делает всего один шаг в мою сторону и кладет руку на стену возле моей головы, загоняя меня тем самым в ловушку.

– Ты сейчас про равенство возможностей, да? Так его нет. Если вызовешь полицию, то виноватым сделают твоего сына.

Открываю рот, чтобы возразить. Мне уже даже плевать, что он обращается ко мне на "ты", хотя я не давала ни малейшего повода.

Но он не дает мне сказать и слова.

– Даже не сомневайся.

Я не наивна. И верю ему. Не знаю, удастся ли доказать свою правоту, если настоять на своем. Проверять мне не хочется.

Однако и вести себя как безвольная кукла не собираюсь.

Упираюсь в него рукой и пытаюсь оттолкнуть. Не тут-то было. Он не сдвигается ни на миллиметр.

– Отойдите! – требую, стараясь говорить, как и он, спокойно.

Следующий вопрос приводит меня в замешательство.

– Не нравлюсь? – это мне показалось, или я слышу в его голосе провокацию?

– Нет, не нравитесь. И не должны. Да отойдите уже от меня! – все-таки повышаю голос.

Владислав Сергеевич наконец покидает мое личное пространство.

Голос разума шепчет, чтобы я ни во что не ввязывалась.

– Хрен с ней с полицией. Документы моего сына отдайте. И делайте, что хотите.

Найду Матвею другую школу. Он очень способный. Его с удовольствием возьмут в любую.

– Да, – соглашается директор.

– Нет! – отказывается учредитель.

Не знаю, кто он такой. Но он меня бесит! Уже практически до трясучки.

Ладно, попробую по-хорошему.

– Почему – нет?

– Твой сын должен будет участвовать в соревнованиях. Для этого его сюда и взяли. Плюс так меньше шансов, что ты, выйдя отсюда, побежишь куда не следует жаловаться.

– Перестаньте мне "тыкать". Потом то, что у вас его документы, никак не влияет на то, побегу я жаловаться или нет. И вообще кем Вы себя вообразили? Господом Богом?

– Именно им.

На это заявление я не представляю, что ответить.

– А Вы давно у психиатра были? На дворе вроде зима, но может Ваше состочние обостряется вне зависимости от времени года? – мой язык обгоняет мысли.

Нормально разговаривать все равно не получается.

– Олеся Денисовна, не надо так, – тихо и печально просит директор.

Тут мужчина снова оказывается рядом со мной, берет за подбородок и разворачивает мое лицо к своему.

– Утебя чувство самосохранения совсем отсутствует? Или дейстаительно не знаешь, кто я?

Он мне надоел.

– Фамилию на себе напиши! – перешла и я на неформальное обшение.

И поскольку меня очень раздражало, что он держит мое лицо, я хорошенько шлепнула его по руке.

После этого он меня отпустил.

– Зря ты так, – отойдя от меня, заметил равнодушно .

Директор занервничал сильнее.

– Олеся Денисовна, Владисла Сергеевич, мы же все взрослые люди. Давайте успокоимся и найдем решение, которое всех устроит.

– Я уже нашел. Документы ей не отдавать! – резко приказал он директору и вышел из кабинета.

Мы с Арсением Григорьевичем некоторое время смотрели на захлопнувшуюся дверь, потом – друг на друга.

И я осмелилась спросить:

– Что это было? И кто этот осёл?

Директор поморщился:

– Не надо так. Это учредитель школы Холодов Владислав Сергеевич. Он очень богатый человек и переходить ему дорогу не стоит. А Вы с ним... Эх!

Это какой-то дурной сон. И что я сейчас должна сделать? А вообще, что там с девочкой?

– Девочку врач смотрел?

Директор растерялся.

– Э-э-э. Нет.

– В общем так. Я сейчас заберу эту девочку и своего сына. Отвезу ее к врачу. Если она не пострадала, решение пусть принимают ее родители. А если все хуже, чем казалось вначале, то отвезу ее в полицию.

Директор зашипел на меня:

– Да Вы не понимаете, против кого идете!

Я достала телефон.

– Или я вызываю сотрудников сюда.

Арсений Григорьевич всплеснул руками.

– Делайте, что хотите. Потом не говорите, что Вас не предупреждали.

После этого напутствия я отыскала Матвея и девочку. И беспрепятственно покинула вместе с ними школу.

В такси я выясняю, что девочку зовут Алиса. Почувствовав себя в безопасности, она заметно успокаивается:

– А куда мы? – задает вопрос, который ей следовало задать уже давно.

– К врачу. Ты родителям позвонила?

– Зза-чемм? – начинает заикаться, – Не надо! Я не поеду к врачу! Они... они ничего не сделали. И не собирались. И потом... У меня нет родителей, только бабушка. А у нее сердце больное...

Бедное, глупое дитя.

– Тогда зачем тебе одежду порвали? – спрашиваю, а сама закипаю.

Я же видела их, этих лосей. Здоровые. А девчонка... В ней же одни косточки. Пальцем ткни и рассыпется

– Они... – видно, что ей не хочется говорить, но она не знает, как еще можно меня остановить, – Они просто травят. Хотели видео снять, чтобы была без лифчика.

Она смущается, косится на водителя и Матвея.

– У них группа. Там много такого, – продолжает она сбивчиво.

А у меня все внутри замирает – что это за люди растут? Как так можно вообще?

– И учителя ничего не делают?

Тут Алиса грустно улыбается:

– Всем Артем заправляет. Вы же и его видели. И его отца. Учителя – обычные люди. Что они могут?