Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СЦЕНА 9.2
ОН: — За левые?
ОНА (с иронией): — Это ты отсталый, и голосуешь за правых. А мы прогрессивные, и голосуем за левых, потому что они, как бы, борются за права человека.
ОН: — Это за то, чтобы в Тель-Авивском горсовете было достаточно лесбиянок из Эфиопии?
ОНА: — Вроде того. А, и еще, чуть не забыла. Мы обязательно, непременно, демонстративно в Израиле жрём свинину, чтобы показать, какие мы прогрессивные… (пауза) ты представляешь, от какого счастья я отказалась?
ОН: — Не верю. Ушам своим не верю. Как ты могла?
ОНА: — Да уж. Упустила свое счастье… А если честно, сделала человека несчастным.
ОН: — Ты говоришь он начал считать тебя своей?
ОНА: — Да. Он собственник. Не понимаю, как, но я послала ему сигнал, что принадлежу ему.
ОН: — Не посылала ты ему никакого сигнала. Никто никому принадлежать не может. Ручка мне может принадлежать, машина может, а женщина не может, и дети не могут. Они все сами по себе.
ОНА: — Расскажи это ему или его мамочке. У них если есть отношения, то только строго имущественные. В его мозгах как-то все устроено так, что ты принадлежишь ему. А он, в свою очередь, своей мамаше. Вот такие дела… и никто не знает, что с этим делать.
Зажигается свет. В дверях стоит ПАРЕНЬ.
СЦЕНА 10
ПАРЕНЬ: — Ничего не надо делать. Давай объяснимся.
ОН хватается за пистолет и рацию
ПАРЕНЬ (устало): — Оставь, не дергайся, ты здесь вообще ни при чём. (Поворачивается к НЕЙ) За что ты меня так ненавидишь?
ОНА: — Я? Тебя? (пауза) А с чего мне тебя ненавидеть? Ты что, мировое зло? Я ведь тебя даже любить пыталась…
ПАРЕНЬ: — У нас все могло быть хорошо, и может быть хорошо.
ОНА: — Знаешь, в отличие от меня, ты вроде крепко в этом мире сидишь, устроен — но, если посмотреть на всю жизнь, то ты как будто и не в этом мире. Вернее, знаешь, что — ты действительно в другом мире, у вас там свой мир. Я в него не вписываюсь, это не мое понимаешь?
ПАРЕНЬ: — Слушай, ты же уже не девочка…
ОНА: — О, спасибо, что напомнил! А я-то думаю, почему на меня не налезают колготки, которые я носила во втором классе.
ПАРЕНЬ: — Не сбивай меня, я серьезно. Сколько еще ты будешь вот так?
ОНА: — Как? Когда мне хорошо?
ПАРЕНЬ: — Тебе? Хорошо? Посмотри на себя. (Пауза. Меняя тон) Я люблю тебя.
ОНА подходит к ПАРНЮ.
ОНА: — Дорогой мой, ты немного неправ… (разглядывая его лицо) Ты не прав, потому что ты любишь не меня. Ты любишь себя… молчи, молчи…Ты любишь собственную жизнь. Ты очень ценишь собственное достоинство и для тебя очень большой удар, что твоя вещь, часть твоей жизни — ну, ты почему-то так решил, что я часть твоей жизни — с тобой не согласилась и от тебя ушла. Это тебя так оскорбляет. Бедняжка. Ты всё уже решил, и всегда все было так, как ты решал, а я испортила картину мировой гармонии. С таким идеальным — и не хочу быть вместе. Какая я сука… (пауза) хотя и правда, сука. Не могу же я быть кобелём, по определению.
ПАРЕНЬ: — Ты о каких кобелях? Я тебе не изменял.
ОНА: — О чем ты? Ах да … Разные системы мышления. Разные миры. Знаешь, лучше изменял бы.
ПАРЕНЬ: — Ненормальная.
ОН: — Выражайся аккуратней, а?
ОНА: — Да, нет, зачем? Все правильно. Для них я ненормальная, а для меня они… (поворачивается к парню) Знаешь я ведь правда не твоя… как так можно жить.
ПАРЕНЬ: — Иди к черту! (уходя, останавливается; поворачивается) Кстати, свет выключил я.
ОН: — Где ты умудрился?
ПАРЕНЬ: — Не твое дело… Ты же профессиональный сторож. Вот и догадайся.
ОНА: — Зачем?
ПАРЕНЬ: — Не хотел видеть, как ты с этим стариком… Ладно, хоть сгорите оба. Мне плевать на тебя, поняла?
ОНА: — Слава Богу, наконец-то!
ПАРЕНЬ разворачивается и уходит.
СЦЕНА 11
Пауза
ОНА: — Не скучная у тебя ночь, правда?
ОН: — Ну, оклемается. Его мама любит… Как мы незаметно попадаем в ловушки… Растёт человек, растёт и искренне думает, что он взрослый, самостоятельный, выстраивает собственную жизнь., думает, что-теперь-то он хозяин своей жизни!
ОНА (улыбаясь): — На самом деле…
ОН: — На самом деле он подписался под хозяином под названием «работа» или, там, «карьера», а еще он подписался под так называемыми «интересами семьи». Это знаешь, что такое?
ОНА: — Если бы имела семью, может, и знала бы…
ОН: — Это когда двое собираются, производят еще одного-двоих, и все начинают собою жертвовать. Он жертвует собой ради жены и детей, постепенно перестает быть мужиком. Она жертвует собой ради мужа и детей, постепенно перестает быть женщиной. Потом все пролетело и оба терпят друг друга ради детей, а дети терпят этих своих родителей, не понимая, ни зачем они появились на свет, ни почему им не дают жить, раз уж появились, ни почему они всем должны уже с самого детства — в том числе ходить на дурацкую художественную гимнастику или еще какую-то хрень, а самое главное — в эту фабрику смерти под названием «школа».
ОНА: — Ну что же ты, прямо так.
ОН: — Сколько у тебя детей училось в школе?
ОНА: — Да пока, как ты догадываешься, не сподобилась.
ОН: — А у меня двое… Нет, на самом деле все просто. Тот, кто сам не личность, не может научить другого быть личностью.
ОНА: — А ты, личность?
ОН: — Наверно, пока ещё нет.
Пауза
ОНА: — Прости… А как же твоя… Ну, в смысле мать Киры?
ОН: — А когда Надя ушла, и мы переехали сюда, уже не смогли быть вместе. Там растворилась в воздухе работа, здесь растворилась в воздухе семья. По-моему, она до сих пор не может простить мне, что Надя ушла.
ОНА: — А ты здесь причем? Машина каждого может сбить. Ой, извини…
ОН — … Прошлое себя исчерпало, настоящего не видно, будущее — пособие по старости в чужой стране.
