Да-да, в Просонье измеряют время именно так – вечностями и сказками. Это, конечно, не лучший вариант, но часов там не существует и все отмеряют время по своим ощущениям. Если ты чувствуешь, что сейчас примерно без пяти минут вечность, то скажешь, что вечность не за горами. А если кажется, что еще пахать и пахать, значит, впереди целая вечность. Единственное, что вмещает в себя целую вечность, – это сказка; сказочная вечность – вечнее вечного. Но самая вечная вечность – это вечность десяти тысяч сказок. Это самая большая величина в Просонье.

Ладно, не будем отвлекаться. На первом этаже дома, где живут все эти люди, есть комната для собраний. Там раз в месяц проходят встречи жильцов. В обычных домах жильцы встречаются не так часто, но в этом доме квартиры сдаются внаем, и Бритт-Мари с Кентом очень хотят, чтобы все жильцы дома «путем демократических преобразований» потребовали у домовладельцев продать им квартиры, чтобы дом перешел в их собственность и стал кондоминиумом. Для этого и нужны собрания. Правда, больше никто из жильцов не хочет приобрести свою квартиру в собственность. И честно говоря, тот аспект, что связан с демократическими преобразованиями, Бритт-Мари с Кентом любят меньше всего.

На этих собраниях всегда скука смертная. Сначала все вспоминают, о чем они ругались на предыдущих собраниях и на протяжении следующих двух часов снова скандалят по этому поводу. Потом достают ежедневники и начинают ругаться из-за того, когда назначить следующую встречу. А тут и расходиться пора. Но сегодня Эльса все равно пойдет на собрание, потому что ей надо знать, когда начнется очередной скандал, чтобы никто не заметил, как она прошмыгнет в дверь и пойдет на задание.

Кент еще не пришел, он всегда опаздывает. Альф тоже не пришел, потому что Альф всегда приходит минута в минуту. Но Мод и Леннарт уже сидели за большим столом, а Бритт-Мари с мамой стояли возле буфета и обсуждали кофе. Саманта спала на полу. Мод пододвинула к Эльсе большую коробку с мечтами. Леннарт сидел рядом и в ожидании кофе пил кофе из термоса, который принес с собой. Он всегда следит за тем, чтобы у него был кофе на крайний случай, пока он ждет настоящий кофе.

Бритт-Мари стояла возле раковины, нервно сцепив руки на животе, и смотрела на маму. Мама делала кофе. Поэтому Бритт-Мари так нервничала. Она считала, что лучше дождаться Кента. Бритт-Мари всегда просит без Кента не начинать. Но мама не любит ждать, она любит все держать под контролем, поэтому она делала кофе. Бритт-Мари беспокойно смахивала со стола возле мойки невидимые крошки. Ей везде мерещатся крошки, которые нужно срочно смахнуть. Она благожелательно улыбнулась маме:

– Как там кофе? Все в порядке, милочка?

Однажды Бритт-Мари узнала, что мама терпеть не может, когда ее называют милочкой. Теперь Бритт-Мари всегда называет маму милочкой. И хотя мама сотни раз ей об этом говорила, все без толку.

– Да, спасибо, – сдержанно ответила мама.

– Давайте все же дождемся Кента, – благожелательно настаивала Бритт-Мари.

– Ну, кофе можно сварить и без Кента. Думаю, мы справимся, – сказала мама, стараясь владеть собой.

Бритт-Мари снова сцепила руки в замок и улыбнулась:

– Да-да, конечно, милочка моя, пусть будет по-твоему. Иначе и не бывает.

Мама смотрела в пространство с таким видом, будто умножала трехзначные цифры в уме. Она продолжала отмерять кофе.

– Бритт-Мари, это всего лишь кофе.

Бритт-Мари с понимающим видом кивнула и отряхнула с юбки невидимые пылинки. У нее на юбке всегда есть пылинки, которые видит только она и которые необходимо стряхнуть.

– Кент всегда готовит такой вкусный кофе. Так все считают, – сказала Бритт-Мари.

Мод немного нервничала. Она не любит конфликты. Поэтому она все время печет печенье – когда есть печенье, для конфликтов остается меньше места. Мод легонько толкнула в бок Эльсу и прошептала: «Бери еще». Эльса взяла два. Тем временем мама сказала Бритт-Мари, что варить кофе не так и сложно, а Бритт-Мари ответила:

– Конечно, конечно, Ульрика, у вас в семье для женщин вообще сложного мало!

Мама улыбнулась. Бритт-Мари тоже. Но было видно, что внутри они не улыбаются.

Глубоко вздохнув, мама насыпала кофе в мерный стаканчик. Бритт-Мари продолжала отряхивать юбку и как бы мимоходом сказала:

– Но мы все очень рады, Ульрика, что вы с малышкой Эльсой сегодня будете с нами, очень рады.

– Мм, – не разжимая губ промычала мама, продолжая отмерять кофе. Руки Бритт-Мари стряхивали пылинки.

– Мы ведь понимаем, милочка, как тяжело тебе найти время для ребенка, у тебя же карьера.

Мама так яростно сыпала кофе, как будто мысленно швыряла его в лицо Бритт-Мари. Но все же владела собой. Бритт-Мари подошла к окну, переставила цветок в горшке и сказала, будто думая вслух:

– А твой сожитель, понятное дело, целыми днями дома. Хозяйство ведет.

– Джордж сейчас в прачечной, – ответила мама, которая по-прежнему владела собой, и со всей силы нажала кнопку кофемашины.

Бритт-Мари кивнула:

– Сожитель – это ведь так теперь называется? Ну что ж, сейчас времена другие, мы все готовы принять, – Бритт-Мари снова приветливо улыбнулась. И, стряхнув с юбки пылинки, добавила:

– Конечно, это нормально, ничего плохого здесь нет.

Мама невозмутимо улыбнулась ей в ответ:

– Что ты хочешь сказать, Бритт-Мари?

Бритт-Мари подскочила на месте с таким видом, словно она в шоке оттого, что ее так превратно поняли, и вскрикнула:

– Ничего особенного, Ульрика, что ты, ничего особенного!

Когда Бритт-Мари злится или нервничает, она все повторяет дважды. Однажды Эльса с бабушкой съездили в ИКЕА и купили пушистые голубые пледы. Бабушка весь вечер чесала их щеткой, а потом собрала с пола клочья шерсти и набила в мешок. Ночью Эльса с фонариком стояла на шухере, пока бабушка бегала в прачечную, чтобы вытряхнуть содержимое мешка в барабан сушильной машины.

После этого случая Бритт-Мари еще несколько недель повторяла все по два раза.

В дверях появился Альф в скрипящей кожаной куртке с шоферским жетоном на груди. Сразу было видно, настроение у него ни к черту. В руке он держал вечернюю газету. Альф посмотрел на часы: ровно семь.

– В объявлении черным по белому было написано, что собрание в семь! – гаркнул Альф, обращаясь к пространству.

– Кент немного опаздывает, – прощебетала Бритт-Мари и, улыбаясь, сложила руки в замок. – У него в концерне очень важная встреча с Германией. – Похоже, Бритт-Мари хотела сказать, что у Кента встреча со всей страной.

Пятнадцать минут спустя в комнату ворвался запыхавшийся Кент, его пиджак развевался, словно мантия. Кент кричал в телефон:

– Ja, ja, Klaus! Ja! We will dizcuzz it at ze meeting in Frankfurt![2]