— Эта война раз и навсегда показала, — заявил Император на том приеме, поводя рукой в сторону собравшихся в честь празднования победы гостей. — Золото может купить человека, может открывать любые двери — даже в мои покои. Но оно ни на что не годно, когда у ворот враг. В тяжелое время для Империи была нужна сталь. И, благодаря шахтам семейства Дэн, сталь у Империи была. Мы обязаны этой победой именно им, вольным людям Дэнта. Император не привык жить в долг, а потому — я воздам сторицей.

Денег хватило бы не на одно поколение. И ими пользовались все многочисленные родственники, свято верящие в свою избранность. Они возгордились, навсегда отринув прошлое. Все, кроме родителей Сильвии.

Единственная ветвь, что помнила и чтила свои корни, два брата — Велейн и Бенджамин Дэнаганы. Но если Велейна лишили лишь доли положенного законом наследства, оставив личные владения в столице и маленькую мануфактуру, Бенджамин потерял не только деньги, но и дворянство.

Император был прав — золото открывает любые двери и лазейки. Подкупленный дворянский суд лишил отца Сильвии всего, что ему полагалось по закону. Так он расплатился за любовь к безродной мастерице иглы и нитки.

Пострадавший вместе с братом, Велейн не отступался от родства. И сперва помогал Бенджамину встать на ноги, а после трагической гибели молодых родителей, взял под свое крыло племянницу. Велейн Дэнаган приложил все усилия, чтобы Сильвия не знала горя и училась. Училась у лучших, воспитывалась у лучших. Он не только содержал ее крохотную лабораторию, покрывал из скудного состояния все расходы, но и оплатил поступление в Академию Высокого Волшебства.

И Сильвия старалась изо всех сил, чтобы оправдать доверие. Стала лучшей на курсе, затем — на факультете, а следом — и во всей академии. Ее мастерство, знания и навыки позволили добиться не только перехода на государственную субсидию, но и зарабатывать самой. Конечно, эти заработки едва-едва могли покрыть расходы на новые исследования, но Сильвия не собиралась на том останавливаться.

Вот и сейчас, сжимая до побелевших костяшек пальцев вилку, Сильвия рассчитывала, как скоро сможет оплатить лекарство. Дядюшка, наконец, повернулся к столу, его рука с окровавленным платком слегка подрагивала, но он успокаивающе улыбнулся племяннице — как всегда, одними уголками губ.

— Дядюшка, я достану…

— Нет, Сильвия, — строго прервал он, поднимая ладонь. — Всему свое время, моя дорогая. Время старого Велейна проходит, время молодой Сильвии только начинается. Время не на моей стороне, я понимаю, что мне осталось немного. Лекарство станет просто выброшенными на ветер деньгами, оно мне уже не поможет. И ты это знаешь.

— Но дядюшка! — вилка с грохотом упала на фарфор тарелки, оглушительно звеня в тишине обеденного зала, когда девушка вскочила с кресла. — Так нельзя! Я не могу просто смотреть на то, как ты… как ты… — рыдания против воли вырвались наружу.

Старый Велейн тяжело поднялся из-за стола и прошаркал к племяннице. Обняв и прижав к себе хрупкое девичье тело, успокаивающе гладил по спине.

— Я не хочу, чтобы ты мучилась с умирающим стариком, Сильвия, — тихо проговорил он. — Не для того я растил тебя, не для того воспитывал, чтобы такая жемчужина тускнела рядом с постелью немощного дядюшки. Твой ум — моя гордость. И он не должен погаснуть в уходе за больным стариком, Сильвия. Ты создана для лучшей жизни, уж я-то знаю, — улыбнулся Велейн. — Я свое пожил на этом свете, милая моя Сильвия. Я исходил всю Империю вдоль и поперек. Но единственное, чем я поистине горжусь в своей жизни — это ты, моя дорогая, — продолжал он. — И я не хочу, чтобы самое лучшее в моей жизни погасло, так и не войдя в цвет. Ты — мой цветок, Сильвия. Обещай, что будешь счастлива, даже после моего ухода.

Сильвия вцепилась в ворот его алого сюртука и прижалась к худой груди, тяжело дыша.

— Я… сделаю все, дядюшка, — прошептала она, борясь с тянущей болью под сердцем.

За работой Оливия вновь становилась собой, дочерью Декарда Кроу, достойной продолжательницей династии именитых изобретателей. Наивное личико деревенской простушки преображалось. В больших голубых глазах, обрамлённых пушистыми ресницами, читались сосредоточенность и ум. Между светлых бровей залегла складка. Белые зубки закусили пухлую нижнюю губу, а удивительно умелые пальцы толстушки Мил-мил отлично справлялись с деликатной работой.

Отец Оливии часто любил повторять одну простую истину: если хочешь добиться чего-то большего в жизни, окружай себя правильными людьми. Под правильными Декард имел в виду не звучные титулы или известные фамилии, а талант и усердие. Милдред Миле была как раз такой правильной девушкой. Не имея покровителей и родных, способных оплатить даже простенький колледж, она нанималась разнорабочей в магазинчики, училась не отходя от прилавка, откладывала добытые тяжким трудом крохи. И уже к семнадцати годам освоила швейное дело. Вышивала, вязала, создавала невесомые и соблазнительные кружева.

Оливия познакомилась с ней на рыночной площади, где три года назад прогуливалась в компании младшего Кнехта, ещё не изувеченного несчастным случаем. Но уже тогда на его шее змеились свежие следы от химических ожогов, и мужчина носил рубашку с высоким воротом, чтобы прикрывать уродство.

Ленц ещё не до конца свыкся со своим новым положением в обществе и отчаянно поднимал с колен компанию отца и дяди. Одевался просто, не стыдясь потёртого камзола и сбитых туфель. Нужда заставила мужчину пересмотреть прежних конкурентов и заключить новые, не всегда выгодные договоры.

В тот день у него была назначена встреча с Декардом Кроу. Накануне визита отец Оливии позвонил с фабрики на домашний коммутатор и сильно извинялся за опоздание. Брат же в очередной раз куда-то запропастился. Девушке до ужаса не хотелось оставаться с пугающим молодым человеком на ближайшие часы, и она выбрала самое людное место в городе.

Ленц Кнехт с его смешным грубоватым акцентом не без интереса крутил седоватой головой по сторонам и старался поддерживать беседу со спутницей. Однако холодная враждебность Оливии пресекала любые попытки мужчины быть любезным. И он сдался, довольствуясь тем, что неприступная Кроу позволяла нести для неё зонтик.

Случайные касания заставляли Лив вздрагивать и отстраняться от Кнехта. Зато молодого человека это немало веселило, и он нарочно задевал её то локтем, то рукой, наталкиваясь на гневный взгляд тёмных, как два уголька, глаз. Ноздри на маленьком вздёрнутом носике забавно раздувались, а на щеках играл румянец. Любуясь юной надменной особой, Ленц невольно прикидывал в уме, через сколько лет её можно будет официально взять в жёны, объединив тем самым две компании и создав мощный концерн, не оставляющий шансов мелким и средним мануфактурам.

Он представлял повзрослевшую Оливию и себя, склоняющимися над чертежами принципиально новой военной техники, которая бы защитила горную Швицерру от нападений варваров севера. Тогда столь родная, но забытая Империей провинция, воспрянула бы и вернула былое величие. Народ перестал бы существовать впроголодь, а жителей рыбацких деревень больше не убивали и не грабили.