Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часы отобрали, но князь всей кожей чувствовал, как двигаются невидимые шестеренки, ползут стрелки по циферблату, как подрагивает тяжелый маятник, готовясь рассечь воздух. У Эдгара По каждый его взмах приближал неизбежную гибель, но здесь, в каменном колодце Центральной тюрьмы, Время стало союзником. Нужно лишь не мешать, доверившись его вечному ходу. «По всей строгости закона – или беззакония». Алессандро Руффо ди Скалетта весело улыбнулся. Еще поглядим!
«В Штатах вы не жили. Приехали, побыли там пару месяцев». На самом деле меньше, всего лишь пять недель. Вначале Нью-Йорк, потом Лос-Анджелес. Там он никого не знал и очень удивился, получив приглашение на грандиозную вечеринку в самом сердце Беверли-хиллз. Режиссер Джон Форд отмечал премьеру своего фильма «Синий орел».
* * *
…Шампанское оказалось выше всяких похвал, и Дикобраз, поддавшись соблазну, взял с подноса второй бокал. Первый выпил одним глотком – на огромной веранде было жарко и душно, хотя время близилось к полночи. Ни ветерка, звезды скрылись за тяжелыми низкими тучами, и не требовался метеоролог, чтобы предсказать близкую грозу. Однако в дом никто не спешил. Оркестр, дюжина негров в смокингах, играл что-то веселое и бесшабашное, пары кружились в танце, и никому не было дела до одинокого итальянца, пристроившегося неподалеку от огромных стеклянных дверей. Его это ничуть не смущало. Шампанское подают – и хорошо! Этот мир был князю совершенно незнаком, в кинематограф он ходил редко и, как правило, не на американские фильмы. Несерьезно! То ли дело, французы и немцы, да и родное итальянское кино иногда радует.
Из всех гостей Дикобраз узнал лишь Чарли Чаплина, но подойти не решился. Что он ему скажет? Спасибо за «Золотую лихорадку»? Это будет нечестно, фильм князю не очень понравился. Такое хорошее начало – и безобразный финал!
Кто и зачем его сюда пригласил, Дикобраз даже не пытался гадать. Узнает! В Лос-Анджелес он тоже не собирался, думая устроиться в Нью-Йорке, но за день перед отъездом в старый палаццо, что рядом с храмом Святой Марии улицы Мира, заглянул гость – коллега с его кафедры, теперь уже бывшей. Он и намекнул, что отставному берсальеру, ставшему теперь отставным преподавателем, в Городе Ангелов может найтись работа. Князь подумал – и решил рискнуть.
Оркестр сделал маленький перерыв, а затем вперед выступила певица – белая, в маленькой шляпке и коротком платьице. На этот раз музыка показалась знакомой. Джордж Гершвин, американская знаменитость. Кажется, тоже пишет для Голливуда.
Князь еле заметно поморщился. Современная музыка не ложилась на душу. То ли дело классика – или народные песни, настоящие, которые еще можно услышать в калабрийской глубинке. Да хоть здешний «кантри» под банджо, всё лучше, чем эта пошлость!
Он отхлебнул из бокала. Шампанское уже успело согреться. Жаркое лето выдалось в году от Рождества Христова 1926-м!
– Приличный костюм, – прозвучало слева, от дверей. – У вашего портного есть вкус!
Дикобраз неспешно повернулся.
– Как и у вашего ювелира.
…Диадема в белых камнях, тяжелые серьги, ожерелье, на пальцах правой руки три кольца – три маленьких огонька, синий, красный и зеленый. Серое обтягивающее платье, прическа – «марсельская волна». Лицо холеное и властное, всему прочему под стать.
– Спасибо! А еще у вас оригинальная прическа и итальянский акцент. Значит, это вы.
Дикобраз провел ладонью по непокорной шевелюре. Прежде чем идти на «party» он честно пытался навести на голове порядок. Расческа в который уже раз оказалась бессильна.
– А я – Глория Свенсон. Мой хороший друг хочет с вами побеседовать. Я пойду первой, вы – за мной. Встретимся в коридоре слева от входа.
Улыбнулась уголками ярко накрашенных губ.
Исчезла.
Прежде чем идти следом, князь допил шампанское и поставил бокал на ближайший столик. И тут же по стеклу ударили первые тяжелые капли дождя.
* * *
– Мое отношение к фашизму однозначно, – сказал он человеку в комнате с тяжелыми шторами. – Но это никак не касается Италии. Ничего во вред своей стране не делал и делать не собираюсь. Свержение Муссолини – наша внутренняя проблема. Италия – слабая и бедная страна, любой толчок извне может ее разрушить.
– Судьба Италии – это и судьба всей Европы, – ответили ему. – Вы были на фронте, синьор Скалетта. А теперь представьте себе новую войну, только куда страшнее. После битвы у Капоретто Италия была на грани распада. Еще одной мировой бойни ей не выдержать, а Муссолини не очень похож на миротворца. Скажу больше: ни Италия, ни даже вся Европа новую войну не остановят. Таков расклад. Остается решить, что в силах сделать лично вы, эмигрант и специалист по политической философии. Давайте подумаем об этом вместе.
На следующий день в душном гостиничном номере Алессандро Руффо ди Скалетта сел писать свой первый сценарий.
9
Синий, серый, зеленый… Летнее июньское небо, отвесный скальный обрыв, трава, кустарник, лес… Гору словно обрубили тесаком, камень был ровный, лишь время от времени попадались узкие извилистые расщелины.
Арденны позади, он уже в Рейхе. Западная оконечность Рейнских гор, места глухие и малолюдные, однако мало ли кто может взглянуть в небо? На всякий случай Лейхтвейс летел, как и прежде, в километре от земли. Без бинокля не увидеть, проверено и не раз.
На часах – два пополудни, вечером он будет на месте. Все пока удавалось, даже самое опасное – дневка, несколько часов сна после ночного перелета. Наставления категорически запрещают снимать ранец, если не обеспечена должная охрана – особенно когда ты один. Но охранять могут не только люди. Рассвет Лейхтвейс встретил над Арденнами. Дорогу подсказала узкая река Урт, к северу от нее он сразу увидел неровную, поросшую редким лесом вершину. Зигнаал ван Ботрань, самая высокая гора здешних мест. На ее макушке, как и полагается – геодезический знак, рядом – маленький фанерный домик, приют скалолазов. Как Лейтхвейс и надеялся, и в домике, и на всей вершине было пусто. Никого! Осталось закрыть дверь на крючок и положить пистолет под руку.