как волна жара поползла вверх по шее, к щекам. Неужели он собрался воспользоваться смертью ее матери, чтобы подлизаться к ней?

– Ни в коем случае.

– Ладно, хорошо. Но я не понимаю, почему мы не можем забыть о прошлом.

– Потому что ничего не решено.

Кейт смотрела на Саймона, и ей казалось, что ее взгляд прожигает в нем дыры.

– Возможно, Блер была все-таки права насчет тебя.

Саймон резко повернулся к ней. Его глаза были полны мрака.

– Незачем ей было сегодня являться.

– Она имела полное право, – пылко ответила Кейт. – Она была моей лучшей подругой.

– Ты забыла, что она пыталась разлучить нас?

– А ты доводишь это до конца.

Саймон поджал губы. Несколько минут он молчал, а когда заговорил, в его голосе зазвучали стальные нотки.

– Сколько раз я должен повторять тебе, что ничего не происходит? Абсолютно ничего!

Кейт слишком сильно устала, чтобы спорить с ним.

– Пойду наверх, уложу Аннабел.

Аннабел сидела на полу с пазлом. Хильда разместилась рядом с ней в кресле. Что бы Кейт делала без Хильды? Она чудесно ладила с Аннабел, была любящей и терпеливой. Она была настолько предана девочке, что Кейт порой приходилось напоминать няне о том, что она не обязана работать круглые сутки только потому, что живет под одной крышей с ними. Хильда вынянчила троих сыновей Селби. Когда родилась Аннабел, Селби предложили Кейт нанять Хильду, поскольку их младший сын должен был осенью пойти в первый класс и уже не нуждался в круглосуточной няне. Кейт очень обрадовалась тому, что о ее дочери будет заботиться женщина, которую она знала и которой доверяла. Казалось, Хильду они знали вечно, а ее брат Рэндольф много лет работал личным водителем Джорджины. Он был надежным и верным работником. В общем, все сложилось как нельзя лучше.

Кейт опустилась на колени рядом с дочуркой:

– Как здорово у тебя получилось.

Аннабел – настоящий ангелок – подняла голову и посмотрела на мать. Ее светлые кудряшки закачались.

– Вот, мамочка. А теперь ты, – сказала она, протянув Кейт деталь головоломки.

– Гм… Посмотрим, посмотрим. Вот сюда?

С этими словами Кейт стала прикладывать пазл в неправильное место.

– Нет, нет! – фыркнула Аннабел. – Вот куда надо!

Она схватила пазл и положила на нужное место.

– Скоро пора спать, детка. Хочешь выбрать книжку, чтобы мамочка тебе почитала? – Кейт повернула голову к Хильде: – Может быть, вы пойдете спать? Я побуду с дочкой.

– Спасибо, Кейт. – Хильда взъерошила кудряшки Аннабел. – Она у нас сегодня молодец, да, милая? Длинный день получился.

– Да. – Кейт улыбнулась Хильде. – Для вас он тоже получился длинным. Теперь пора отдохнуть.

Аннабел взяла с книжной полки книгу «Паутина Шарлотты»[5] и принесла матери. Кейт села на край кровати дочери, а та забралась под одеяло. Кейт очень любила этот ритуал укладывания Аннабел спать, но вечера после смерти Лили все изменили. Кейт хотелось прижать дочку к себе и защитить от жестокой реальности.

Как только Аннабел заснула, Кейт осторожно приподняла руку, которой обнимала дочь, встала и на цыпочках вышла из комнаты. Оказавшись в коридоре, она посмотрела в ту сторону, где находилась последняя в этом крыле дома гостевая комната, где в эти дни жил Саймон. Дверь была открыта, в комнате было темно, но под дверью ванной виднелась полоска света, и слышалось журчание воды.

Кейт отвернулась. Ее мысли возвратились к Джейку. Его родители не пришли на поминки, и ей так и не удалось поговорить с ними, но, может быть, это было к лучшему, если учесть, сколь болезненной для них могла стать встреча с ней.

Они с Джейком выросли по соседству и были знакомы, можно сказать, всю жизнь, но влюбились друг в друга только в старших классах, когда учились в расположенных по соседству школах: Кейт в школе для девочек, а Джейк – для мальчиков. Кейт до сих пор помнила, как лицо Джейка озарялось улыбкой всякий раз, стоило ему ее увидеть на трибуне около поля для лакросса[6]. Как бы ни было холодно в эти дни игр в феврале или марте, Кейт было тепло и светло. А Джейк никогда не пропускал соревнований по легкой атлетике, в которых участвовала Кейт. Его баритон всегда ее подбадривал. Они оба подали документы на поступление в Йель, и все было к тому, что они проведут вместе всю жизнь, до того вечера, когда все переменилось. Шло время, и Кейт не раз проигрывала в уме ту вечеринку и представляла себе, что все закончилось иначе. Если бы только они с Джейком ушли на десять минут раньше, если бы обошлись без спиртного. Но, конечно, случившегося Кейт изменить не могла. Несколько часов спустя Джейка не стало. Когда Кейт через несколько дней после похорон подошла к его дому, ставни были закрыты. На крыльце валялись скопившиеся за несколько дней газеты, почтовый ящик разбух от писем. Все было ясно. Родители и две сестры Джейка уехали.

Кейт прошла по коридору к своей спальне. Войдя в комнату, она расстегнула «молнию», сняла черное траурное платье и бросила его на пол. Она точно знала, что больше никогда не сможет надеть его. Включив свет в ванной и глянув в зеркало, Кейт увидела, что волосы слиплись, а глаза покраснели и припухли. Шагнув к зеркалу ближе, чтобы лучше рассмотреть лицо, она краем глаза заметила нечто и замерла. Холодный пот покрыл все ее тело, она задрожала и в ужасе попятилась. Ее вот-вот могло стошнить.

– Саймон! Саймон! – прокричала она. – Сюда! Скорее!

В одно мгновение Саймон оказался рядом с ней, а она не в силах была отвести взгляд от трех мертвых мышей, лежавших с выковырянными глазками рядком в раковине. А потом Кейт заметила записку.

Три слепые мышки,

Три слепые мышки

Бегут, бегут вприпрыжку,

Бегут, бегут вприпрыжку!

За жизнью беззаботной

Бегом они бежали,

Да скоро мышкам глазки

Ножом расковыряли.

И ничего не видят,

И больше не спешат,

Хорошенькие мертвенькие

Мышки тут лежат[7].

Глава четвертая

Блер много раз представляла себе свое примирение с Кейт – что она ей скажет, и как Кейт будет умолять ее снова стать ее подругой, и как она будет ошарашена, когда Блер ответит ей, что уже слишком поздно. Настанет очередь Кейт ощутить боль предательства – в точности так, как эту боль почувствовала Блер, когда Кейт выгнала ее со своей свадьбы после