Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут бы больше подошёл экзорцист, но у нас такого нет.
Хриза теребит ярко-зелёный шарфик. Ян молчит, но даже отвернув голову к стене, я чувствую его взгляд. И её тоже.
– Эва, ты не разговариваешь, потому что у тебя болит горло или потому, что не хочешь?
Это тоже не её дело. В конце концов, меня тут убить пытались, если она забыла. Пусть на это и списывает неразговорчивость.
Хриза ещё пару минут вздыхает около меня и уходит. Птичника она утягивает с собой: я слышу, как она спотыкается о порог и падает ему на руки. А потом они шепчутся, прикрыв дверь Клетки, и я не могу ничего разобрать. Мне остаётся только гадать, что со мной будет дальше. Никто из нас в проявлениях ненормальности не доходил до такого.
И виновата эта тварь, с которой мне не повезло иметь один набор хромосом на двоих. Где она теперь? Почему мне одной приходится разбираться с последствиями?
Оглядываю углы снова. Её нет.
Птичник возвращается и запирает дверь. Смотрит на часы, ставит мне капельницу. Вот, опять. Я скоро усну, а когда проснусь, не буду в состоянии мыслить ясно. Чувства притупятся. Моё тело – не моё тело. Я стала призраком, тело невесомое, и оно готово провалиться через матрас, через пол, глубоко, куда-нибудь в несуществующий Ад.
Меня пытались убить. Меня пыталась убить моя же сестра близнец. Я должна, наверное, быть в ярости, или в депрессии. Должна хотеть вытащить её из астрала и ударить несколько раз или закончить начатое ей, удушив себя ремнями, стягивающими мои руки. Вместо этого я хочу спать. А даже если не хочу, не могу найти в себе злости или страха.
Не могу найти вообще ничего.
Следующим приходит Кит. Он стучится в дверь во время одного из моих просветлений. Птичник выглядывает за створку перед тем, как пустить его.
– Говорить можно, трогать нельзя, – бросает он и утыкается в какую-то очень медицинскую книгу. Но я всё равно чувствую его взгляд.
– Привет, – хриплю я.
У Кита в руках блокнот, половина листов из которого уже вырвана. Ручку он носит за ухом, и сейчас, достав её, пишет мне
«У тебя страшный голос»
– Прости, я тут не при чём.
В этот раз я говорю абсолютную правду.
«Мы смотрели фильм ужасов. Ты звучишь как монстр»
– Нам же нельзя смотреть ужасы.
– Санитары, пока я сижу тут с тобой, ставят то, что нравится им, – мрачно тянет Ян.
«И мне понравилось» – пишет Кит и садится на кровать. Под пристальным взглядом Птичника он быстро прикасается к моей руке и снова пишет.
«Всё остальное как обычно. Меня недавно чуть не поймали на кухне, только никому не рассказывай».
Я издаю звук, отдалённо похожий на смех.
«Ольга, пока тебя нет, каждый день убирается в твоей комнате».
– Если ей так нравится…
«Она говорила, что у тебя кошмарно пыльно под кроватью»
– Я туда просто не смотрю, – так и представляю Ольгу с отвращением заглядывающую под мою кровать. А пятна на простынях должны были привести её в ужас.
«На улице третий день дождь», – Кит опускает ручку и снова трогает мою ладонь.
Я часто не понимаю, почему его вообще заперли здесь, с нами. Подумаешь, что он не говорит и много сидит один, погружённый в свои мысли. Неужели это настолько большая проблема?
«Скоро обед. Мне пора», – он перелистывает страницу и пишет: «Я ещё приду?», – чтобы показать блокнот Яну.
Тот отрывается от книги.
– Да, можешь.
Напоследок Кит улыбается мне. Птичник закрывает за ним дверь Клетки.
Следующей приходит Ольга. Точнее, она четыре раза стучится в дверь, заглядывает внутрь и закрывает лицо руками.
– Здесь стоит вымыть пол, – говорит она. – И стереть пятна со стен.
– Так ты будешь заходить или нет? – спрашивает Птичник. Я изворачиваюсь в ремнях, чтобы увидеть, как она мотает головой.
– Прости, Психе, я не могу.
– Ничего, я понимаю, – я хриплю уже меньше. – Не расстраивайся.
– Возвращайся скорее, – говорит она, прежде чем, передёрнув плечами, удалиться наверх.
Ещё через день на пороге стоит Ник. Он сразу, отстраняя Птичника, проходит в Клетку, забирается на мою кровать. У него заразительно хорошее настроение, и у меня даже получается улыбнуться.
Мы разговариваем минут десять. Точнее, говорит по большей части он. Рассказывает про то, как Кит решил нарисовать портреты всех санитаров, и ходит за ними по пятам, чтобы сделать наброски. Как Хриза увеличила ему дозу таблеток, как Ольга пыталась подстричь его, как Эда рассказывала всем, что видит в облаках ладью Викингов, а потом попыталась зубами оторвать от своей руки кусок мяса.
В голове что-то щёлкает, и я, скрывая смущение, спрашиваю.
– Эда ко мне ни разу не зашла. С ней больше ничего не случилось?
Как я могла забыть о Эде – другой вопрос.
Ник пожимает плечами.
– Её в последнее время часто запирают.
– За что? – Ян опускает книгу, да, я смотрю прямо на него. – Что она сделала?
– Спроси её саму, – советует Ник. – Когда выйдешь. Ты же скоро выйдешь?
Теперь мы оба пожираем взглядами Птичника. Тот пожимает плечами и утыкается в книгу.
– Скучные вы, – бурчит Ник и, встав с кровати, начинает бродить кругами по комнате. Подходит к зарешёченному окну, заглядывает через плечо Птичника в его книгу, поправляет мне подушку.
Я смотрю на него, на бесконечное движение по кругу, когда нет никакой возможности вырваться, и у меня в голове снова щёлкает. Мне больше не нужно спрашивать себя, сплю ли я, потому что я уверена – это уже не сон. Это реальность, где я привязана к кровати, по моим рукам бегают мурашки, а жизнь, даже заторможенная жизнь больницы, проходит мимо меня.
Надо что-то с этим делать. Главное – успеть до следующей капельницы.
Снова заходит Кит. У него на пальцах крошки от печенья, кудряшки в беспорядке и он улыбается мне так, что я хочу сделать фотографию или закрыть ауру этой улыбки в банку и поставить на полку.
Он пишет «Всё нормально. Эда только ноет чаще, чем обычно. Ольге не нравится, что за столом мы сидим не как всегда».
– Передай ей, что мне жаль.
Он записывает это на чистом листе и аккуратно вырывает его. Ольга расстроится, если край будет неровным.
«У Принца без изменений»
– Это ожидаемо, – говорю я вслух. Что я точно не буду говорить: надеюсь, они не нашли мой нож. Он мне ещё пригодится.
«А Ник редко
