дворцу. Как я понял позднее, нам здорово повезло, так как пришедшим в Кремль пешком пришлось преодолевать три кордона охраны, причем в каждом из них сверяли фамилию участника со своим списком, а списки отличались друг от друга. Кроме того, сумки и портфели надо было сдавать в камеру хранения у входа в Кремль, что также заняло определенное время (приехавшие на автобусе смогли взять портфели с собой). В итоге многие не успели к самому началу.

А начало форума было достаточно символическим. Дело в том, что форум открыла Л. М. Алексеева, председатель Московской Хельсинкской группы. В своем кратком выступлении она подчеркнула, что участники форума собрались именно для ведения диалога, а не для выборов каких-либо представительных органов и не для принятия каких-либо резолюций. А на сцене сидит не Президиум, а просто те участники форума, которым предстоит выступить сегодня до обеда. И первым из них она представляет слово Президенту России В. В. Путину.

В. В. Путин, в свою очередь, высказал несколько вполне приемлемых позиций – о том, что в России сейчас сотни тысяч самодеятельных организаций, которые родились по инициативе снизу, и о том, что государство не должно и пытаться ими как-то управлять. О том, что некоторые из них достаточно жестко оппонируют государству по конкретным вопросам государственной политики и что это нормальное явление для демократического государства, которым мы хотим видеть нашу страну. И о том, что российское государство нуждается как в тех инициативах, которые возникают внутри гражданского общества, так и в самих лидерах этих организаций, которые могли бы стать важным резервом для самих властных структур. В. Путин также подчеркнул, что никто не собирается выбирать на форуме какой-то представительный орган или создавать «Министерство гражданского общества». Словом, ни одно из положений его выступления не вызвало у меня чувства неприятия.

Последние штрихи подготовки и открытие форума. Взгляд соорганизатора (из интервью с Л. М. Алексеевой: «И вот под конец поступило предложение той стороны, что открывает форум Алексеева как председатель старейшей правозащитной организации. Я выступаю с кратким вступительным словом и далее передаю слово президенту. Он выступает. А потом мы говорим так: выступает представитель общества – за ним власти и так далее. Они согласились. Составили список выступающих. Договорились, что я говорю пять минут, Президент – десять и выступающие – десять. Я веду и строго слежу за регламентом. Далее появилась проблема президиума. Мы говорим – никакого президиума. На сцене сидят выступающие, у нас не Политбюро, и это приняли.

В день открытия форума пришла я пораньше, меня провели в такой предбанник; перед тем как выйти на подиум, является какой-то человек в сопровождении целой свиты и говорит, что он из протокольного отдела. Ну хорошо… "Вы будете вести?" – "Да, я буду вести!” (А у меня с собой список напечатан, чтобы я что не перепутала.) "У вас список выступающих есть?” – "Да". – "Покажите". Я ему этот список даю. "Вы что! Сначала должны выступать чиновники, потом должны общественники!" Я ему: "Вообще-то это решение организационного комитета, и я ему подчиняюсь. Если вы считаете, что я что-то нарушаю и это не по протоколу – пожалуйста, я подчиняюсь, возьмите этот лист и ведите вместо меня”. – "Ой-ей-ей, нет! Оставьте у себя”.

Ну потом я должна сказать, что мне было очень страшно, потому что я знала, что из 4000 собравшихся в зале наших, таких понятных мне людей 500 человек, а остальные, как Н. Слободская любовно о них говорила, – тетки с авоськами – ну это там социалка всякая, и какие-то там казачий хор, досуговые организации – хрен знает кто такие. Мы очень боялись, что они нас во время этого форума обманут, что в какой-то момент они скажут: "Давайте проголосуем", и зал радостно ответит: "Давайте голосовать”. Поэтому мы, обсуждая это между собой, заранее договорились, и предупредили их, что если вы такой финт сделаете, то те, кто на сцене, встанут и уйдут и призовут тех, кто в зале, тоже уйти. И человек 500 уйдет вместе с нами. Они дали слово и его выдержали. Они нам сказали и вели себя очень честно.

Наконец уже в самый последний момент, ну прямо накануне этого форума, кто-то из правительства говорит: "Да, будет Президент, значит нужен гимн!”Я говорю: "Ребята, вы знаете, я вас хочу предупредить: когда ввели этот гимн, я дала себе слово, что не буду вставать при нем, и я не встану. А ведь я на сцене сижу. И я не встану”. Они так между собой переглянулись: "Вообще, Президент может войти и под фанфары". Гимна не было, были фанфары. Фанфары – пожалуйста.

Я очень боялась, я написала на три минуточки такую реплику, и потом еще побежала в "Мемориал” к Рогинскому и Даниэлю: "Ребята, я нарочно не на пять, а на три минуты написала. Чего тут у меня не хватает, что надо сменить – задавайте, один ум хорошо, а три лучше”. И мы вместе редактировали. Это было обращение к этому вот непонятному залу, который надо было предупредить, потому что мы все же боялись, чтобы не голосовали. Поэтому я сказала что-то вроде: "Вот мы на заседании во Дворце съездов. Он был специально построен для того, чтобы в нем заседали съезды КПСС. КПСС – это была партия с Президиумом, Политбюро, с единой дисциплиной. А теперь – мы гражданское общество. В отличие от них мы разные. Мы не можем быть одного и того же мнения по разным вопросам. В этом наше отличие! Мы – гражданское общество. Мы разные, и поэтому мы не можем голосовать ни на что, потому что мы по определению разные и у нас не может быть согласия…” Ну вот что-то в этом духе.

Пять минут говорила и передала слово Президенту. Надо сказать, что Президент был пунктуален. Я сладострастно смотрела на часы и предвкушала, как скажу: "Господин Президент, у вас осталась одна минута!” Но он мне не доставил этого удовольствия, он уложился в девять минут. Наверное, там тоже не идиоты готовили эту речь. Потом меня спрашивал Саня Даниэль: "Вы сидели рядом, вы не видели там вычеркнутой фразы?" Кто-то из доброжелателей показал им вечером заготовленный текст, и там была фраза, что нужно создать гражданский совет и за него надо будет проголосовать. Но Президент этой фразы не произнес. И они не знали: ее вычеркнул кто-то другой или он сам после моего выступления ее не произнес. Но он ее не сказал, и, может быть, именно из-за