— Отойди! — рявкнул он, легким движением руки отодвинув Никиту, насел на оглушенного и потерявшего дыхание киллера. Закрутил руки — тот и сопротивляться не мог, а потом — щелк! — надел наручники. Затем схватил киллера под руку и поволок вниз. Те, двое, мужчина и женщина, быстро взбежали на пятый этаж.

Женщина хотела было открыть дверь в квартиру — ту самую, которая так хорошо простреливалась с чердачной площадочки, но второй мужик остановил ее:

— Там растяжка может быть!

— Вниз! — рявкнул усатый. — Борода, подмогни!

Борода среди всех присутствующих была только у Никиты. Ветров подцепил рюкзак правой рукой, а левой ухватился за киллера. Вдвоем с усачом потащили неудачника по лестничным маршам. Краем глаза Никита успел заметить, как женщина, взбежав на площадку и вытащив носовой платок, чтоб не оставить своих отпечатков, подобрала пистолет киллера. Второй мужик, посматривая наверх, на чердачную дверь, стал быстро спускаться следом за усачом и Никитой.

В квартирах шум на лестнице не остался незамеченным, но ни одна дверь не отворилась.

Наконец киллера выволокли во двор. Здесь стоял джип «Чероки» черного цвета, из него выскочили два человека, вежливо отстранили усатого и Никиту, а затем прытко ухватились за киллера и очень ловко всунули его в машину.

Из подъезда выбежали блондинка и ее сопровождающий. Женщина подошла к Никите.

— Спасибо. Вот моя визитная карточка. Если что-то понадобится — звоните. А сейчас — извините!

Вся публика быстро попрыгала в «Чероки», джип сорвался с места и на большой скорости выехал со двора. Вывернул на улицу и исчез, будто его и не было. Никита остался с визитной карточкой, на которой было написано: «ФОМИНА Светлана Алексеевна. Генеральный директор АОЗТ „СВЕТА и Кш“. Хлебобулочные изделия и пицца круглосуточно. Тел. 45-89-32, факс 45-89-78».

«Ну и жизнь пошла! — вздохнул про себя Никита. — Уже и на булочниц засады устраивают!»

Пожалуй, пора было уносить отсюда ноги. Благо те, на кого готовилось покушение, уже смылись. Никита был уверен, что они не повезут киллера в милицию. На награду за помощь в задержании опасного преступника Никита не рассчитывал. Поэтому он бегом проскочил двор и вышел на улицу Молодогвардейцев.

На дверях 56-го дома все так же висел амбарный замок. А вот во дворе соседнего дома ь 58 уже копошилась какая-то старушка.

— Здравствуйте, — сказал Никита. — Вы не подскажете, Ермолаев Василий Михайлович здесь живет?

— Здесь, — нехотя ответила бабка, — а вы ему кто будете?

— Я из Москвы, историк, — честно сказал Никита. — Он мне обещал рассказать кое-что интересное…

— И чего, — залюбопытствовала бабка, — чего расскажет, то в историю запишут?

Никита подавил усмешку и ответил:

— Ну, в какой-то мерс — да.

— А если он тебе наврет чего? Тоже запишешь?! — прищурилась бабка.

— Ну, я запишу, как он скажет, а потом проверю…

— Та-ак… — с явным подозрением произнесла бабка. — Стало быть, все, чего ни соврешь, проверить можно?

— Все — не все, а кое-что можно. Вы не знаете, он из города не уезжал?

— Не знаю, сынок. Не видела. Замок висит, стало быть, дома его нету.

— Понимаете, не мог он так просто уехать. Вот, — сказал Никита, доставая из внутреннего кармана куртки письмо, полученное от Ермолаева.

Бабка отодвинула письмо от глаз на полметра и поглядела:

— Рука его… Ладно, пойдем в дом. А то у меня очки там, а без них мне и не прочесть ничего.

Никита вошел в горницу, где у бабки был идеальный порядок: обои почти не линялые, на окнах цветочки и тюлевые занавески, пол покрашен, застелен половиками, на отделанной кафелем печке-голландке приклеены переводные картинки, на диване вышитые подушечки, на стенах семейные фотографии, портреты Ленина, Сталина и Брежнева, почетные грамоты в рамках и красный вымпел «Передовику социалистического соревнования», на гардеробе мраморные слоники, а в углу — небольшая икона Николы-Чудотворца.

Хозяйка нацепила выпуклые дальнозоркие очки. Зажгла лампу и стала читать, тихо шевеля губами. То, что она читала, Никита знал почти наизусть:

«Дорогой Никита!

Со стариковским приветом к вам Василий Михалыч. Рад я, что в Москве моего отца помнят и даже в музее теперь держат. А наши-то забыли. Говорят, что и улицу-то его имени скоро обратно назовут Малой Лабазной, как при царе было. И еще, гады, смеются. Мол, что ж тебе, сыну героя гражданской войны, Советская власть квартиру не дала? Эх, да не буду уж писать, одно расстройство. Мне все одно 81-й год идет, помру и отмаюсь. А насчет приехать

— милости прошу.

Расскажу все, что мне мать про отца говорила, — сам-то я его и дня не видел.

Если нетрудно, то подъезжайте в эти выходные, буду дома. Не удастся — так сообщите, когда будете. Мне так все равно, когда, только чтоб не прождали лишку. А то здоровьишко-то уже не бойкое. Осколки вроде уж не колются, а сердце никак не отладят, разболталось. Так лучше поскорее езжайте, а то и не успеть можно. Жду с нетерпением.

Василий Ермолаев».

— Вроде бы он писал… — задумчиво произнесла бабка. — Значит, тебя Никита зовут? В честь Хрущева, что ли?

— Нет, навряд ли. Я родился через три года после того, как он умер. А вас как зовут?

— Меня Степанида Егоровна Крохмалева зовут. Можно звать Егоровной, как по-улишному, а внуки бабой Степой называют… Вот чего я тебе, Никита, скажу. Я Василия Михайловича очень уважаю, поскольку он мастер хороший был, и войну отвоевал и отцову славу ничем не позорил. А главное — не лез за отцовским именем квартиру пробивать, дачу и все такое. Наоборот, сколько раз ему говорили: «Вот тебе, Михалыч, двух-или там, трехкомнатная, съезжай отсюда, а в доме вашем мы музей сделаем». Первый раз еще тридцать лет назад, когда 50-летие Октября отмечали. А Вася, даром, что они тогда в той же хибаре жили впятером, отказался. «Почему?» — спрашивают его в исполкоме. А он отвечает: «Потому что я в отцовском доме живу, а молодежь в общагу селят. Отдайте им, чтоб детей было где растить, мои уже выросли». А самому-то тогда только-только пятьдесят стукнуло. Молодой еще совсем был. И на каждый юбилей так же отказывался. Пока силы были, дом поправлял, а теперь-то уж не может. Ноги болят, да и силы нету.

Дерево-то гниет, ничего не попишешь. Опять же раньше ему на это дело бесплатно материал давали, помощников присылали, а теперь… Никому оно не нужно. Тут в газете вон писали, будто Ермолаев Михаил Петрович, отец его, на самом деле был не герой, а зверь, только и делал, что людей казнил. Откудова они все это пишут, а? Я, конечно, сама Ермолаева не видала. Я Василия Михайловича моложее.