Практически в безнадежной ситуации мне удалось отыскать извозчика и за три рубля домчаться до вокзала, когда паровоз уже дал гудок на отправление. Покупать билеты в кассе не было никакой возможности. На отходящий поезд я запрыгнул уже на подножку, заплатив проводнику рубль. После чего вошел в вагон.

В вагоне находилось довольно много пассажиров. Мой объект наблюдения расположился в самом дальнем от меня конце вагона. Предполагаю, что среди присутствующих может находиться его сообщник. Опишу пассажиров по мере их расположения. В наличии имеется: приземистый старичок со старинным портфелем для бумаг, в котором можно разместить что угодно. Далее: господин с бритым налысо черепом и обширной бородой исключительно кроткого вида. Далее: семейная пара с очень милой дамой, которая строила мне глазки. После них: семейный табор, состоящий из главы семейства, пожилой дамы, дамы в летах и очаровательного юного создания, от которого трудно отвести глаз. Также рядом с ними вертелся молодящийся господин развязного нрава. Напротив меня сидел довольно плотный мужчина в английском дорожном костюме. Узнал его по исключительно вызывающим усам, однако к делу, скорее всего, отношения он не имеет. Наибольшую подозрительность у меня вызвал невысокий полный господин. По виду – иностранец. Невысокий, округлый, с мелкими усиками-стрелочками, при этом взгляд цепкий, подозрительный, разбойный. Характеризую его крайне подозрительной личностью.

Подозрения мои усилило то обстоятельство, что этот коротышка обменялся несколькими многозначительными взглядами с Джокером, что не укрылось от моего внимания. Располагаясь ближе всего к семейному господину и его веселому спутнику, я смог разобрать тему их разговора. Речь шла о предстоящем турнире, на который оба господина, как было понятно, отправлялись. Это обстоятельство заставило меня по-новому взглянуть на них и их спутниц. Нельзя исключить, что они далеко не мирные и законопослушные обыватели. В бытностью мою на службе нагляделся подобных субъектов достаточно. Полагаю, что наличие этих лиц в одном вагоне с Джокером не может быть случайным, но, какова их истинная роль, предстоит выяснить.

Я полагал, что дорога займет не более часа, однако ближе к концу пути случилось происшествие, которого невозможно было ожидать.

Новый пассажир вошел в вагон и, тщательно выбирая место, прошелся по узкому проходу меж диванчиков до самого конца. Его появление, безусловно, не осталось незамеченным. Каждый, мимо кого он пробирался, оценивал его фигуру и наряд, видневшийся под распахнутым пальто. Пассажир без багажа, что для пригородного поезда не такая уж диковинка зимой, когда нет дачной обузы с продуктами и кульками, вызвал некоторый интерес у дам и полное равнодушие у мужчин: случайный незнакомец, на вежливую улыбку которого можно не отвечать.

Никто не подал вида, что знает или узнает Ванзарова. Он придирчиво следил за мельчайшими движениями мимики и глаз, которые могли говорить о многом и разном, тщательно собранными в копилке психологики. Но вынужден был признать, что никакой реакции его развязанное поведение не вызвало. Кажется, одна дама средних лет, крикливо одетая, сочла, что этот крепыш навеселе, и что-то такое шепнула на уху мужу.

Идея была изящной, но ошибочной: если Ванзарова просили добраться именно поездом, причем единственным в этот день, тому была веская причина. Самая логичная и простая: автор письма должен был ехать в этом вагоне. Трудно предположить, что человек в опасности кинется на шею своему защитнику прилюдно. Скорее всего, он подаст незаметный знак, как-то обозначив себя. Ничего похожего не случилось. Что тоже любопытно. Или адресат дожидается на месте, или спасение опоздало. Был еще теоретический шанс, что жертва заметила убийцу, который тоже рядом, потому вынуждена затаиться. Но это казалось слишком романтичным.

Скорее всего, автора в вагоне не было. Наличные пассажиры ехали, кажется, исключительно по своим скучным делам. Все же одного из них Ванзаров узнал. То, что он оказался в зимнем вагоне, было несколько странным. Господин этот, по роду своей деятельности, предпочитал вообще не покидать контору, в которой просиживал не хуже улитки в ракушке. Причиной тому была нелюбовь к перемене мест или вообще непереносимость суеты. Что для нотариуса Игнатьева было лишним украшением и без того безупречной репутации.

Ванзаров по-приятельски кивнул ему и нацелился на соседний диванчик, чтобы провести дорогу в милой болтовне. Игнатьев насупился, отвернулся к окну, всем видом показывая, что не желает знаться. Получить такую благодарность от человека, которому оказывал мелкие услуги, было неприятно. Но и делать скандал ни к чему. Ванзаров вернулся к тамбуру и устроился в углу.

Вагончик пригородного поезда не отличался комфортом. Даже в первом классе, для чистой публики, сидячие места не разделялись перегородками купе. Что в данной ситуации было чрезвычайно удобно. Можно было наблюдать сколько пожелаешь, в который раз пробуя психологику на прочность.

За окном бушевала вьюга. Снегопад разошелся не на шутку. Поезд тронулся, как обычно, с некоторым усилием и старательно принялся крутить колесами.

К вагону метнулся опоздавший и запрыгнул на подножку на ходу. Сунул благодарность в кулак проводника и плюхнулся на сиденье. Отдышаться ему было трудно, хоть и распахнул овчинный полушубок. Лицо его раскраснелось. Узнать отдаленно знакомую личность не составило труда.

Ванзаров не сталкивался с ним по службе напрямую, но виделся на больших приемах в Министерстве внутренних дел, к которому относились и корпус жандармов, и охранное отделение. В одном из коих числился по штату, а в другом – исправно служил этот бодрый господин. Понять смысл запутанной иерархии чинов и мест службы мог только российский чиновник, с малолетства отдавший свою любовь государственной карьере. Что к Ванзарову не имело никакого отношения. Зато он помнил, как господин этот щеголял в парадном мундире с аксельбантами и мило раскланивался тогда с чиновником сыска. Теперь же предпочел скользнуть взглядом и весь интерес отдать барышне напротив.

Основной принцип психологики, выученный на горьком опыте и насмешках Лебедева, гласил: выводы надо делать не спеша, когда для этого будет конкретный повод. Наличие в вагоне нотариуса и засекреченного жандарма не говорило еще ни о чем. Вернее, поле вариантов было так обширно, что лучше не тратить на него силы. Ванзаров согласился, что куда полезнее убить время, подмечая черты поведения тех, кто трясся по замороженным рельсам. Эта тихая игра была лучшей тренировкой фокуса «я знаю про тебя все», который неотразимо действовал на доверчивых барышень.

Люди были незнакомы, кто они и зачем оказались в вагоне – тоже неизвестно. На этом чистом листе можно было писать что угодно.

Полноватый коротыш в дальнем конце вагона с отточенными стрелочками усов казался чрезвычайно интересной личностью, в которой можно было покопаться. Его сосед напротив, занявший собой два дивана и еще два – под чемодан, камердинера и бесценную шубу, напрашивался под скорые выводы, но с ними спешить не следовало. Семейная пара, одетая во все новое, включая меховую накидку супруги, была примитивным, а потому трудным орешком. Зато импозантный господин с бритой головой и густой бородищей так и просился навесить на него ярлык, что-то вроде: «купец на каникулах».