Масштабы бедствия для Земли и каждого из нас можно наглядно представить на примере того, что происходит сейчас на Байкале. Этот огромный водный резервуар, в котором сосредоточено 20 процентов мировых запасов пресной воды и большая часть водных запасов России загубили обычные стиральный порошки!

Когда-то чистейшая байкальская вода сегодня переполнена фосфатами. Они попадают сюда в основном из стиральных порошков, которыми пользуются жители прибрежных городов и деревень. Грязная порошковая вода стекает в озеро через канализацию, туристы стирают одежду прямо на берегу. Даже небольшая концентрация фосфатов в любом водоеме вызывает цветение. На Байкале уже несколько лет идет процесс, который трудно остановить, во всяком случае, за последние пять лет положение только усугубляется. Все побережье на самых глубинах – в сплошных зарослях водорослей. Как только сходит лед, они вымахивают до полутора метров в длину, потом отмирают и начинают гнить. При погружении на дно Байкала уже не понятно, находишься ли ты на дне великого озера или спустился в самую глубь канализационной системы.

Иркутские ученые из Лимнологического института постоянно отслеживают состояние Байкала. После каждого погружения на дно им приходится тщательно вымывать водолазное снаряжение. По-другому нельзя – настолько оно пахнет гнилью, особенно в августе, когда гигантские водорослевые скопления разлагаются. Этот запах можно почувствовать и стоя на берегу – от байкальской воды сильно тянет гнилью.

Фосфаты – хорошо известные удобрения, неудивительно, что они отличная среда для водорослей. Только как быть с озером, на побережье которого выбрасываются тонны гниющих скоплений? Непрерывные линии из них доходят в некоторых районах до 10 километров, а уникальные байкальские рыбы уже избегают мелководья. В мае рыба еще есть, а в августе она таких мест уже избегает.

В Иркутской области есть еще одно большое озеро – Орон, второй по величине после Байкала пресный водоем в Восточной Сибири. Еще 30 лет назад там активно добывалась рыба. Сейчас вода озера мертвая. Здесь нет ничего, ни водорослей, ни рыбы.

Раньше там было 12 видов рыб, которые постоянно населяли озеро. Это ведь заповедник, людей там нет, Орон удален от всех промышленных центров. Но начиная с 2000-х годов озеро стало деградировать, состав воды стал меняться, и теперь его кислотность в районе 4,5–5 pH. Сами понимаете, что в такой воде никто жить не будет.

Что же случилось с Ороном?! Возможно, это природный процесс, никак не связанный с влиянием людей, но уж очень сильно похоже на кислотное загрязнение. Нечто подобное было и в Европе в 1960-х годах когда началась индустриальная революция, которая нанесла вред водоемам. Отравы в атмосфере накопилось столько, что образовывались кислотные дожди: смесь воды и различных химических веществ.

В последние десятилетия ситуация еще более печальная. Например, экономические потери от кислотных дождей на восточном побережье США составляют ежегодно 13 миллионов долларов. Прогнозируется, что к концу века убытки достигнут почти 2 миллиардов долларов от потери лесов и более 8 миллиардов долларов от потери урожаев. И эти расчеты касаются территории только около одной реки!

Погубить Байкал сложнее, все-таки его размеры гигантские. Но пить воду оттуда уже нельзя. При отмирании некоторых видов водорослей образуются сакситоксины, которые очень опасны: они поражают нервные клетки, парализуют мышцы, а затем в большинстве случаев дают летальный исход. Сакситоксины одно время рассматривались в качестве потенциального химического оружия, но до их применения в подобном виде дело не дошло. Тем не менее в вооружённых силах США они маркируются по-особому – как имеющие военную значимость.

Что касается Байкала, то там есть риск отравиться водой из прибрежной зоны; на глубоководье же, где пока не наросли водоросли, вода еще безопасна.

Трудно представить, что к катастрофическим последствиям привела цепочка событий, начавшаяся со стиральных порошков, хотя на самом деле их влияние на экологию и здоровье человека известно давно. Моющие средства с фосфатными добавками запрещены в нескольких странах, мы же ими пользуемся. Более того, некоторые разновидности входящего в их состав химического вещества применяются в пищевой промышленности. В основном это добавки, которые искусственно улучшают вкус, придают насыщенный цвет.

Химия не только удешевляет само производство, но и позволяет проводить немало махинаций. Приемы обмана очень просты.

Фосфаты добавляют в колбасы и сосиски, чтобы при термической обработке не сокращался вес продукта. Куриные голени перед копчением шприцуют растворами фосфатных смесей для повышения массы готовой продукции. А филе рыбы вымачивают в фосфате перед заморозкой, и тогда с рыбой происходит нечто удивительное: 700 граммов до заморозки увеличиваются после размораживания на 200 граммов.

Сейчас огромную «популярность» набирают такие заболевания, как инфаркты и инсульты. У нас в России они действительно могут возникнуть у людей в раннем возрасте – в 36–38 лет. Если раньше инфаркты и инсульты были характерны для людей в 50-60-летнем возрасте, то сейчас они могут случиться у относительно молодого человека, который употребляет огромное количество фастфуда, а с ним, соответственно, огромное количество химических веществ, которые влияют на наши сосуды и разрушают их.

Что удивительно – под ударом находятся сегодня мужчины. Они оказались более неустойчивыми перед химическим воздействием, которое идет на нас со всех сторон: из воздуха, воды, земли. Поэтому и внимание ученых сейчас сосредоточено на изучении сексуального здоровья мужчин.

Если раньше мы говорили о том, что мужской фактор бесплодия не превышал в бесплодном браке порядка 7-10 процентов, то сегодня женский и мужской факторы практически сравнялись по частоте выявления проблем. Это говорит о том, что здоровье мужчин становится хуже.

А ведь мужчины всегда биологически находились в более привилегированном положении, чем противоположный пол.

Мужчина может выпить, покурить, потом какое-то время воздерживаться от вредных привычек, желательно три месяца – за этого время у него полностью произойдет замена половых клеток и будет готов новый генетический материал.