— Больше мужчин нет?

— В конторе — нет. Есть несколько рабочих на складах и в экспедиции. В лицо я их знаю, но никакого отношения к ним не имею. Вы, наверно, думаете — до чего тут странный народ подобрался? Но кто знал патрона, тот нашел бы все это вполне естественным.

— Вам будет его недоставать?

— Не скрою, да.

— Он делал вам подарки?

— Он никогда не давал мне денег. Случалось, дарил какой-нибудь шарфик, попавшийся ему на глаза на витрине магазина.

— Кто же теперь возглавит дело?

— Не знаю. В конторе на авеню Опера главный помощник патрона по финансовой части господин Лусек. Он отвечает за годовой баланс и налоговую декларацию. Но в винах ничего не смыслит.

— А Лепетр?

— Я же вам сказала, что он плохой делец.

— Может быть, госпожа Шабю?

— Она прямая наследница мужа. Не знаю, захочет ли она повести дело, но уж если возьмется, то, конечно, справится. Эта женщина умеет добиваться своего.

Мегрэ внимательно слушал Анну-Мари, пораженный ее рассудительностью. Ни один вопрос не смущал девушку и не заставал врасплох. Ее прямодушие очень к ней располагало. Трудно было удержаться от улыбки, видя, как она в разговоре помогает себе жестами, руками, ногами, всем своим длинным, угловатым телом.

— Вчера вечером я ездил на набережную де ла Турнель.

— К старику?

— Как они относились друг к другу?

— Насколько я заметила — плохо.

— Почему же?

— Они давно не ладили. Старый Шабю находил сына слишком бесчувственным и жестоким, отказывался принимать от него помощь: может быть, из принципа, несмотря на возраст, он все еще не закрывает свое бистро.

— Хозяин говорил с вами об отце?

— Редко.

— Что еще вы могли бы мне рассказать?

— Пожалуй, ничего.

— У вас был кто-нибудь, кроме Шабю?

— Нет. Мне вполне его хватало.

— Вы останетесь здесь работать?

— Если оставят.

— Где кабинет Лепетра?

— Внизу. Окна выходят на задний двор.

— Теперь я на минутку забегу к вашим сослуживицам.

В комнате машинисток тоже горели лампы. Две девушки печатали, третья, постарше, разбирала почту.

— Извините, что отвлекаю. Я комиссар Мегрэ, веду расследование. Очевидно, мне придется побеседовать с каждой из вас в отдельности. А сейчас я хочу лишь выяснить, нет ли у кого-нибудь каких-либо подозрений.

Девушки переглянулись. Мадемуазель Берта, толстушка лет тридцати, слегка покраснела.

— У вас, например?-обратился к ней Мегрэ.

— Я никого не подозреваю. Я поражена, как и все.

— Вы прочли об убийстве в газетах?

— Нет, я узнала о нем, когда пришла на службу.

— Не можете ли вы назвать кого-нибудь из недругов покойного?

Девушки снова обменялись взглядами.

— Пожалуйста, не стесняйтесь. Я уже достаточно наслышан о вкусах и привычках вашего патрона. В частности, о его особом пристрастии к женскому полу. Возможно, в это дело замешан чей-нибудь муж или любовник, а может быть, и соперница?

Никто здесь не был расположен к откровенности.

— Подумайте на досуге, прошу вас. Малейший факт может оказаться полезным при розыске.

Мегрэ и Лапуэнт спустились к бухгалтеру, который выглядел точно таким, ьак его описала Анна-Мари.

— Давно вы здесь служите, господин Риоль?

— Пятый месяц. До этого работал в магазине кожаной галантереи на Больших бульварах.

— Что вам было известно о любовных приключениях хозяина?

Бухгалтер покраснел, раскрыл было рот, но так и не нашел, что ответить на столь прямо поставленный вопрос.

— Можете вы назвать кого-либо из посетителей, которому Шабю дал бы повод для ненависти?

— Но за что им его ненавидеть?

— Говорят, он был слишком крут и в делах и с теми, кто от него зависел. Так?

— Да уж мягким его не назовешь, — согласился Риоль и тут же пожалел о своем ответе: ему не следовало высказывать собственное мнение.

— И госпожу Шабю вам приходилось видеть?

— Иногда она заезжала сюда со счетами своих поставщиков, хотя чаще присылала их почтой. Очень простая и приветливая дама.

— Благодарю, господин Риоль.

Оставался только унылый Лепетр. Его кабинет выглядел еще старомоднее и провинциальней, чем у владельца фирмы. Заведующий производством сидел за черным столом, на котором были расставлены образцы разных вин. Он угрюмо взглянул на вошедших.

— Полагаю, господин Лепетр, вы догадываетесь, что может нас интересовать?

Лепетр кивнул. Один его ус свисал ниже другого. Он курил трубку, распространявшую едкий запах крепкого табака.

— Видимо, — продолжал Мегрэ, — у кого-то оказались достаточно веские причины искать смерти Шабю. Вы давно с ним работаете?

— Тринадцать лет.

— И всегда были им довольны?

— Я никогда ни на что не жаловался.

— Хозяин всецело вам доверял?

— Он доверял только себе.

— Но тем не менее считал вас одним из главных своих помощников?

Лепетр не ответил. Лицо его ничего не выражало. Макушка у него была прикрыта маленькой шапочкой. «Лысину прячет», — невольно подумал Мегрэ.

— Ничего не добавите?

— Нет.

— Может быть, он упоминал при вас кого-нибудь, кто устно или письменно угрожал, что разделается с ним?

— Нет.

Мегрэ понял, что настаивать бесполезно, и сделал Лапуэнту знак следовать за ним.

— Благодарю, господин Лепетр.

— Не за что.

Лепетр закрыл за ними дверь.

В машине простуда вновь дала себя знать. Несколько минут Мегрэ непрерывно кашлял и сморкался. Лицо его побагровело, из глаз текли слезы.

— Прости, малыш, я уже с утра чувствовал, что мне не избежать гриппа. Поехали на авеню Опера. Ба, да ведь мы не спросили номера дома!

Однако они легко нашли фирму по большим светящимся буквам «Вино монахов», протянувшимся поверх внушительного здания. В нем помещалось немало других крупных учреждений, в том числе один иностранный банк и юридическая консультация.

На третьем этаже они вошли в приемную — просторную, высокую, выложенную кафелем. У хромированных столиков сидело несколько клиентов, остальные кресла, тоже по-современному металлические, были свободны. На стенах висели три красочные рекламы, как на переходах в метро. Каждая изображала веселого чревоугодника-монаха со стаканом вина в руке.