— Это займет чертову уйму времени. Из деревенского простака…

— А я еще, смотрите, что умею, — преодолев страх, Сашка подошла к горбуну и показала тот же нехитрый фокус с монеткой, что и в электричке.

— А ну-ка, повтори, — потребовал горбун.

Когда монетка снова чудесным образом исчезла, он схватил Сашку за запястье и стал пристально разглядывать ее ладони, отгибая пальцы в разные стороны. Сашка изо всех сил пыталась не выдать омерзения и ужаса, которые вызывал карлик.

— Ха, Джейби, из пацаненка и вправду может выйти толк, — хмыкнул карлик и отвесил шутовской поклон. — Добро пожаловать в труппу мастера Эзры Ликстроя.

— Пойдем, парень, проголодался, небось? — участливо спросил толстяк, приобняв Сашку за плечи и увлекая за собой. Они уселись на траве, неподалеку от грубо сколоченной, но крепкой повозки. Толстяк сунул Сашке ломоть ржаного каравая, мягкий козий сыр и глиняный горшок с элем.

— На вот, подкрепись. Как звать-то, малец?

— Аликс.

— А меня каждый кабатчик в округе знает как весельчака Джейби. Твое лицо кажется знакомым. Мы никогда раньше не встречались?

Сашка отрицательно помотала головой.

— Спасибо, что вступился за меня.

— Да я же вижу: парнишка совсем отощал от голода, не помнит, наверное, когда и хлеб последний раз видел.

В тени расписного балагана дремали двое молодых парней.

— Спят, голубчики, — усмехнулся толстяк. — Вчера до поздней ночи развлекали гостей милорда Труберкли. Вон тот, рыжий, вихрастый — весельчак Патрик, зубоскал и балагур, каких свет не знал, и на шалмее играет, как лесной эльф. А другой, смуглый — Харрис. Поначалу кажется, что от этого нелюдима никогда не то что улыбки — слова доброго не дождешься. И это ровно тот случай, когда первое впечатление самое верное, — Джейби хохотнул. — Но на накирах он такую дробь выбивает, что даже у стариков кровь в жилах закипает.

— Так вы бродячие музыканты?

— Да, странствуем от одной ярмарки к другой, не задерживаясь в каждом городе дольше, чем на три дня, а бывает, по приглашению богатого вельможи гостим в замке неделю-другую.

Один из спящих, Харрис, приоткрыл глаз и лениво перевалился на другой бок.

— Кстати, я не только музыкант, но еще и силач: на спор поднимаю лавку с тремя девицами. Или затеваю пари с деревенским простаком: кто быстрее умнет запеченного поросенка. Проигравший берет на себя все расходы на трапезу, а сверх того уплачивает победителю пять медных монет. И, смею тебя заверить, еще ни разу старине Джейби не пришлось раскошелиться!

Полог повозки откинулся, выглянула девушка: в ее светлых волосах запуталось солнце, а в глазах плескалась синева. Увидев незнакомого подростка, она шутливо улыбнулась:

— О, какой красавчик!

Сашка залилась краской и пробормотала приветствие.

— Этот шустрый малец еще удивит всех нас, поверьте мне на слово. Само Провидение вывело его к нашей стоянке в лесу, — затараторил Джейби. Но красотка уже утратила к ним всякий интерес и уселась разбирать гребнем золотистые пряди.

— Это Клементина, дочь мастера Эзры, — шепнул толстяк.

Сам карлик, увидев красавицу-дочь, тут же подскочил к повозке.

— Сладко спала, сокровище мое? — заискивающе спросил он.

— Да, отец.

— Ну-ну, вот и славненько, — прокаркал карлик и поцеловал дочь в лоб. А затем, глянув из-под насупленных бровей в сторону Джейби и Сашки, гаркнул: — Собирайтесь в дорогу, живо!

Толстяк, покряхтывая, поднялся. Вместе с Сашкой они поймали стреноженных коней и впрягли их повозку. Джейби, подхватив Сашку, уселся на высоких козлах и взял в руки вожжи. Мастер Ликстрой потрусил на пони, а Харрис и Джейби привычно поплелись следом за повозкой.

Вскоре они вынырнули из-под тенистого полога леса на ухабистую дорогу. На зеленых холмах за низкой изгородью паслись небольшие отары овец. В облаке желтой дорожной пыли плыли телеги, груженные глиняными горшками и домашней птицей.

— В одном из окрестных городков завтра пройдет ярмарка, — сообщил Джейби, — соберутся жители со всей округи.

Он принялся насвистывать какую-то немудреную песенку, и Сашка, затаив дыхание, решилась задать мучавший ее вопрос:

— А далеко ли отсюда до Заповедного леса?

— Ну ты даешь! Лес давно вырубили, распахали и отдали под выпас.

— А лесное братство?

— В уме ли ты, парень? — толстяк даже закашлялся. — Все эти разбойники и головорезы давно на шесть футов под землей. Карающая длань лорда-канцлера не знает жалости.

Сашка отвернулась, сморгнув слезы. Все мертвы. Все. Она опоздала. И ничего уже не исправить. Надежды нет.

Из-за невысокого пригорка показались крытые соломой кровли и дым очагов. В животе у Сашки заурчало.

— Чует брюхо сытный ужин, — усмехнулся Джейби. — Только похлебку еще заработать придется. Поглядим, звенит ли в карманах у публики в этом захолустье.

По разбитой дороге они, следуя за вереницей телег с грудами ранних овощей, мешками с зерном и плетеными корзинами с домашней птицей, въехали в город. Хотя назвать городом десяток грязных кривых улочек с ветхими сараями и чахлыми огородами за покосившимся частоколом было смелым преувеличением. На окраине теснились заброшенные дома с заколоченными окнами. Глинобитные стены тихо ветшали, осыпаясь в грязь и буйно разросшуюся сорную траву, и только ветер хлопал ставнями. В канаве, по дну которой тек зловонный ручей, в кучах гниющих отбросов рылись одичавшие свиньи.

— Почему дома пустуют? — поежилась Сашка.

— Черная смерть, — буркнул Джейби и подстегнул уставших лошадей.

Наконец они оказались на рыночной площади, запруженной телегами и повозками. Утомленные дорогой жители дальних сел устраивались на ночлег тут же, под открытым небом.

— Завтра базарный день, народу будет — не протолкнуться, — сказал Джейби. — Если с вечера хорошее местечко не отвоевать, оттеснят на задворки.

Он спрыгнул с козел и с удовольствием потянулся, разминая затекшие мышцы.

— Ох, на колдобинах чуть всю душу не вытрясло. Удивляюсь, как тутошние молочники умудряются не привозить на рынок масло заместо сливок.

Сашка оглянулась, ища глазами Харриса и Патрика, — те уже ловко лавировали между телегами, лотками и навьюченными лошадьми, переговариваясь с торговцами.

— Расседлай лошадей, а я пока наведаюсь к здешнему бейлифу, приглашу на завтрашнее представление, — бросил вознице мастер Ликстрой, поправляя серебряные пуговицы на куртке из черного бархата, и направился прямиком к основательному двухэтажному строению, которое разительно отличалось от неказистых и обветшалых домов, притулившихся на окраинных улочках. Соломенные крыши нависали над выбеленными стенами так низко, что казалось, дома смотрят на чужаков исподлобья. Окна нескольких домов были наглухо заколочены деревянными ставнями.