А ежели так, то вполне резонно было бы предположить, что в подземных сооружениях Лопеса и по сей день что-то происходит. Например, идут исследования по восстановлению технологии производства «Зомби-7», содержавшейся в красных папках, которые исчезли вместе с «Боингом» и Киской.

— Эухения имеет выход на этот медицинский центр, — сказала Лена, догадавшись, над чем я размышляю. — Помимо предсказания судеб, она еще и знахарством подрабатывает. Генри показывал мне журнал, где на полном серьезе рассматривались результаты ее лечебных экспериментов. Автор статьи — доктор Лусия Рохас, сотрудница Центра тропической медицины в Сан-Исидро.

— Рохас… — Что-то мне эта фамилия напоминала.

— Отец Лусии Рохас, профессор Хайме Рохас, был казнен по приказу Хорхе дель Браво, — напомнила Ленка то, что я запамятовал.

Когда-то Киска упоминала об этом профессоре. Да, точно! Именно он написал какой-то донос Лопесу на дель Браво, после чего и был шлепнут. И вроде бы в этом доносе что-то говорилось о перстнях с плюсами и минусами, об «особой цепи» из трех девушек с разным цветом кожи, которым этот самый Рохас вживил в мозг микросхемы. Возможно, точно такие же, как та, что имелась у меня.

Со времени выезда за пределы Российской Федерации, то есть вот уже больше месяца, никакого влияния «руководящей и направляющей силы» через эту самую микросхему я не испытывал. Может быть, потому, что не было подходящих ситуаций, а может быть, потому, что эта самая схема была переключена на передачу. Я догадывался, наверняка этого не знал, но похоже, так и было. Скорее всего, схема напрямую гнала к Чудо-юде всю ту информацию, которую мы отправляли ему на дискетах. Вероятно, нечто аналогичное происходило и с Ленкой. Связь через прокатную фирму могла быть только для отмазки, чтобы английские контрразведчики и все остальные интересующиеся думали, будто полностью нас контролируют. Ведь мы отправляли на дискетах лишь малую часть прочитанного, просмотренного и услышанного. Только то, что казалось нам главным и существенным. А вот если микросхема в моем мозгу была способна передать Чудо-юде — возможно, в тот же самый момент! — все увиденное мною, а у отца была возможность все это записать, то его информация была намного полнее, чем та, которую мы хранили у себя в памяти. Но это была, еще раз повторю, только догадка.

— Эухения, между прочим, была связана с наркобизнесом, — сообщила Ленка, когда мы уже выходили на пляж. — В 1978 году ее арестовали в Штатах, но отпустили за недостаточностью улик. Потом в 1981 году у нее было какое-то недоразумение в Бразилии. Ее задержали на таможне, когда она вывозила из страны какую-то траву…

— Но вынуждены были отпустить, поскольку трава не фигурировала в списке наркотических веществ и препаратов? — продолжил я. — Верно?

— Откуда ты знаешь? — подозрительно прищурилась Хрюшка.

— Догадываюсь… Вспомнил своего однополчанина по Вьетнаму — мистера Салливэна из «Today review of Europe». Он со своим дружком тоже нашел какую-то крепкую травку, не вписанную в перечень запрещенных препаратов. Очень может быть, что речь об одной и той же дряни, которая идет на производство «Зомби-7»…

— Тогда еще один фактик, Волчище. Профессор Рейнальдо Мендес, которому приписывается изобретение «Зомби-7» — еще никто не доказал, что препарат существует или существовал, — был любовником Эухении.

— Очень существенно! — сказал я полушутя-полусерьезно. — По ходу траханья они и сочинили эту заразу.

Спустившись с лестницы, мы выбрались на пляж, который принадлежал исключительно «Каса бланке де Лос-Панчос». Он был небольшой — не более ста метров в длину и полсотни в ширину. На нем умещалось десятка три шезлонгов и площадка для волейбола. Народу было немного. Две пары — с каждой стороны по парню и девке — резались в волейбол, пять-шесть человек наблюдали за игрой. Остальные загорали или плавали.

Мы без проблем разделись — тут было с избытком свободных кабинок, и точно так же без усилий нашли свободные шезлонги.

— Окунемся? — спросил я у Хрюшки.

— А акул тут нет? — вполне серьезно забеспокоилась Ленка, которая пересмотрела по видаку все серии фильма «Челюсти».

— Вон, видишь буечки? — показал я на красно-белые шарики метрах в ста от берега. — Там сетка из проволоки до самого дна. Акула не пролезет.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросила Хавронья Премудрая.

— Догадываюсь. Ну что, полезем?

— Полезем. Но до буйков я не поплыву.

Вода оказалась такая теплая, что освежиться в ней было трудно. Волны в лагуне были пологие и маленькие — где-нибудь на Клязьминском водохранилище побольше бывают. Правда, тут, конечно, вода была попрозрачнее. Сквозь двух-, трехметровую толщу воды дно было видно как на ладони. Рыбешки какие-то плавали, крабы ползали, еще какая-то живность.

— А крокодилов здесь не бывает? — пропищала Хрюшка.

— Не бывает, — проворчал я. Хавронья иногда бывала очень несносной, если того хотела. В юности Елена смотрелась шибко серьезной и очень умной, а теперь, на ближних подступах к тридцатнику, зачастую перебирала с дурашливостью и кривлянием.

— Какие мы серьезные… — Ленка вытянула из воды ладонь и легонько щелкнула меня по затылку. — Ты чего напузырился, Волчище? Советской властью недоволен?

— Нет, демократической, — сказал я. — Советская власть таких дремучих за границу не выпускала, чтоб не бросали тень на наш передовой строй.

Ленка в ответ плеснула мне в рожу водой и тут же заторопилась отплыть подальше, чтоб я не сцапал ее за пятку. Как только я пустился в погоню, начался поросячий визг. Хавронья стала окатывать меня брызгами и пенить воду ногами. И подумал, что мне еще повезло. Будь здесь еще и Колька с Катькой — пришлось бы уши затыкать.

Метрах в пятнадцати от нас неторопливо плыл какой-то грузный лысый джентльмен, который, как видно, не любил громких звуков. Он посмотрел на нас с явным неудовольствием. Память Брауна хранила немало подобных физиономий. Точно таких же пожилых, набожных и ощущающих неприязнь к излишней раскованности американцев старой закалки. В том городишке, где братец Дик провел свое детство и отрочество, эдаких святош было полно. Они, кажется, даже в туалет ходили с молитвенником.

Мне показалось, что данный конкретный дядюшка обратил на нас внимание еще и потому, что, бултыхаясь в воде, мы с Хрюшкой орали громко и по-русски. Я поглядел на него повнимательнее, и в этот момент произошло что-то страшное.

Джентльмен странно дрыгнулся, подпрыгнул в воде и тут же исчез с поверхности.

Впечатление было такое, что пузана то ли судорога дернула, то ли инфаркт хватанул. И я, и Ленка, не сговариваясь, перешли на кроль и в несколько гребков достигли места происшествия.

Нас сразу же неприятно удивила багрово-бурая муть, разошедшаяся по воде. Кровища…

Тело джентльмена просматривалось на глубине примерно в два с половиной метра. В скорченном виде оно лежало неподвижно. Красная муть уже не пополнялась. Только легкий бурый «дымок» струился над заметной рваной дыркой в правом боку покойника. В левом была еще одна дырка — маленькая, входная. Эту я сумел разглядеть лишь тогда, когда нырнув, ухватил мертвяка за остаток волос на затылке, а затем вытянул его со дна. Поплыл я на спине, волоча жмурика за собой — одной рукой держал его под горло, второй загребал. Ленка ахая и охая плыла впереди.