Первый допрос ведут Старейшины.

– Надеюсь, ты понимаешь, любая ложь обернется против тебя.

О да! Я знала, драконам нельзя соврать.

– Потом ты ответишь на все мои вопросы. Можешь выбрать, ментально или вербально.

Решила разобраться с этим позже.

– При тебе Старейшины опросят свидетелей.

Придется выдержать и это испытание.

– Потом Старейшины решат, что с тобой делать.

Кто из нас умрет раньше, я или сын?

Все же спросила, можно ли обратиться к Старейшинам с просьбой. Манори ответила, что это не запрещено, но посоветовала дождаться окончания допроса.

«Ты не имеешь права просить за сына».

Я всхлипнула, мысленно потянувшись к Яну. Белокурые кудряшки, ясные глазки цвета осеннего неба, пухлые щечки, родинка над верхней губой. Теплая нежная кожа с запахом молока и ромашки.

– Сядь!

Очнувшись от грез, я обнаружила, что мы уже пришли. Опустилась на табурет и потерла пальцами виски. Головная боль мешала сосредоточиться. Растерянно скользнула глазами по столу и поморщилась. Накрыто к обеду: глубокая глиняная миска с густым грибным супом, щедро сдобренным сметаной и зеленью, салат из свежих овощей, жаркое с пряностями… Ароматы вкусной еды вызывали не аппетит, а тошноту. Я отвернулась, чуть ли не зажимая нос пальцами.

– Пей!

Манори сунула мне чашку с пенистой жидкостью зеленоватого цвета. Я осторожно принюхалась. Мята и смородина?

– Пей, это лекарство.

Послушно сделала глоток. Облизнулась и жадно припала к чашке. Кисловатый напиток был прохладен, вкусен и животворящ. Я забыла и о тошноте, и о головной боли. Даже тревога отступила, как будто кто-то ласково шепнул на ухо, мол, все будет хорошо. Я вспомнила, что отказалась от завтрака, и потянулась к ложке.

– Приятного аппетита, – сказала Манори. – Я вернусь, когда ты поешь.

Обедала я неспешно и с удовольствием. И даже без угрызений совести, хотя умом понимала – в питье добавлено успокоительное. Еда напомнила мне о детстве. Мама Аля стряпала точно такой же суп: она всегда добавляла в него веточку тихоцвета, для особого аромата. Странно, тут так вкусно кормят. Навряд ли кто-то специально готовит для меня. Или это входит в обязанности куратора?

Я подчистила все тарелки, собрав хлебом и мясную подливку, и масляно-овощной сок. Запила все земляничным киселем, сыто икнула, вздохнула и поплелась мыть посуду. Заодно умылась сама, вернулась к столу, снова опустилась на табурет и чинно положила руки на колени. Рейово лекарство! Ненавижу драконью магию!

Яркая вспышка заставила зажмуриться. Что это? И настроение изменилось – как будто спала печать, сдерживающая тревогу. Но углубиться в переживания не удалось. Манори вернулась и тут же приступила к делу.

– Дала бы тебе отдохнуть до завтра, но у нас мало времени, – объявила она.

– Не терпится от меня избавиться? – скривилась я.

Манори уставилась на меня, как на чудовище.

– Мне казалось, ты беспокоишься о сыне, – сдержанно произнесла она немного погодя. – И его жизнь зависит от того, насколько быстро он получит противоядие.

В глазах потемнело, горло сжал спазм. Я судорожно пыталась вдохнуть воздух, но получались только хрипы. Манори взяла меня за руку:

– Тише, Джейн, тише. Вдо-о-ох… Медленно… Еще раз… Выдох. Еще раз, вдо-о-ох… Выдох. Все? Успокоилась?

Я кивнула, потом отрицательно помотала головой. Как тут можно успокоиться! Драконы все же спасут Яна! А вдруг мне только показалось?

– Вы же сказали, я не имею права… – Я вцепилась в лапу драконицы, умоляюще заглядывая ей в глаза.

– Просить, – перебила Манори и мягко освободилась от моей хватки. – Мы поможем ребенку, если это в наших силах. И многое зависит от тебя.

– Я готова!

Все что угодно! Уж драконы-то не будут требовать плату. Да и нет у меня ничего ценного. Малыш, невольно ставший фамилиаром, в безопасности. Моя жизнь? Она не стоит ничего и уже принадлежит драконам.

– Нам нужен подробный рассказ о замке Шейора. О нем самом – все, что знаешь. О вашем с ним разговоре. Как уже говорила, ты можешь показать, то есть вспоминать, как все происходило, а я буду считывать это ментально. Если тебе неприятно такое вмешательство, можешь описывать словами. Все, что помнишь, включая цвета, размеры, запахи, звуки…

Представила, сколько времени займут такие описания. Много. А ведь дорога каждая минута!

– Ментально же лучше? – уточнила я. – И быстрее, да?

– Да, – согласилась Манори.

– Ментально, – без колебаний согласилась я.

– Тогда приляг. Тебе будет удобнее. И покажи мне, как ты прибыла в замок. Телепортом?

– Нет, от ближайшего стационара до пригорода…

– Не говори, показывай.

Я послушно закрыла глаза и представила себя выходящей из портала в Ривеннеле с Яном на руках.

Стационарные порталы традиционно располагались на открытом пространстве, вне помещений. Этот, на юго-востоке столицы, не был исключением. Промозглый ветреный день остался в поместье баронетов Фринке, а тут пахло теплом, солнцем и яблоками.

Поставила Яна на ножки, чтобы снять и свернуть дождевик. Малыш завертел головой, осматриваясь в незнакомом месте. Мы стояли у подножья холма. Чуть выше, на склоне, – фруктовый сад. Проселочная дорога огибает холм и теряется за поворотом. Поодаль – транспортная станция.

– Нам туда. – Я снова подхватила Яна на руки.

Мы путешествовали налегке, из багажа – только сумка через плечо с самым необходимым: деньги, документы, бутылочка молока для сына и сменные одежки. Остальное уже в замке. Пришлось оплатить недешевую услугу телепочты: опасалась, что не управлюсь и с ребенком, и с вещами.

На станции было оживленно и шумно. Готовились к отправлению два экипажа: пассажиры рассаживались по местам, слуги занимались багажом, возницы проверяли упряжь. Из конюшен доносилось ржание лошадей. Под матерчатым навесом громко спорили трое мужчин. Торговки сновали с корзинками, предлагая снедь в дорогу: пирожки, булочки, фрукты, орешки, леденцы.

Ян вертелся на руках, подпрыгивая от любопытства. Я же быстрым шагом направилась в контору к управляющему. Лишь только назвала свое имя, и меня тут же проводили к экипажу. Пара каурых кобылок, запряженных в коляску с откидным верхом, топтались на месте, изнывая от ожидания. Возница в ливрее помог мне подняться внутрь и устроиться на сиденье.

– Цвета Шейора – зеленый и серый? – зачем-то спросила Манори.

– Ливрея была перламутрово-зеленая, с платиновой окантовкой, – уточнила я.

– Ты разбираешься в оттенках? – удивилась куратор.