Увидев в окне кареты мечеть Бейазыт и прилегающее к ней медресе, Джевдет-бей вспомнил детство. Когда-то они с Нусретом ходили сюда гулять. Во время Рамазана во дворе мечети устраивали рынок, и там, среди толпы, можно было увидеть важных персон. Именно там Джевдет-бей впервые в жизни увидел министра. «Кажется, это был министр торговли Ахмет Фехми-паша… Сколько с тех пор лет прошло? Восемнадцать или девятнадцать. Нусрет уже поступил в академию, а отец еще был жив». При воспоминании о тех днях Джевдет-бею стало грустно. Он тогда помогал отцу: колол дрова и перетаскивал пиломатериалы. К концу дня очень уставал и сразу после ужина засыпал. «Но мне вовсе не хотелось стать одним из тех дураков, которые работают руками! Я хотел выучиться и разбогатеть». Ему нравилось, что он вспоминает о тех временах без тоски. «Тогда все вокруг друг друга любили. И меня любили. А я от них сбежал!» Мысль о том, что сейчас ему придется снова встретиться с теми, от кого он сбежал, немного путала Джевдет-бея. «Они, может, меня и не узнают. А узнают, так будут смотреть с презрением. Хотя нет! Будут восхищаться моим костюмом и каретой. Кто знает, что мне там придется испытать!» Джевдет-бей смутился, представив сцены, в которых скоро придется участвовать. «За глаза говорят про меня, что я добра не помню, называют неблагодарным. Почему так вышло? Почему?»

Карета тем временем проезжала мимо министерства финансов. Напротив находились лавки менял и ростовщиков, которых Джевдет-бей полагал бессовестными кровопийцами, зарабатывающими деньги неправедным путем. «Все из-за денег! — внезапно пришла ему в голову мысль. — Из-за них я остался один. Все из-за денег! Они презирают мусульман, которые занимаются торговлей!» Он снова представил себе, что ждет его в Хасеки, и его бросило в пот.

Проехав через Аксарай, карета повернула налево, в переулки, однако до Хасеки было еще не близко. «Тут все по-прежнему. Все как было, — думал Джевдет-бей, глядя на улочки, по которым они проезжали. — Ничего здесь не меняется. Те же грязные стены, те же окна с облупившейся краской, поросшая мхом черепица… Ничего не меняется. Как жили двести лет назад, так и сейчас живут… Денег не зарабатывают, купить ничего не могут. Ничего у них в жизни нет, никаких стремлений! Как тут грязно! А навести чистоту никому и в голову не приходит. Нет, они идут в кофейню и сидят там, глазея на прохожих!» Рядом с кофейней под чинарой сидели несколько мужчин в халатах и внимательно смотрели на господина в роскошной карете. Джевдет-бей, в свою очередь, смотрел на них, пока карета медленно проезжала мимо.

— И чего смотрят?! — сердито сказал Джевдет-бей вслух. — На что тут смотреть? Едет карета, в ней сидит человек, а они смотрят!

Да, прав Нусрет, все здесь прогнило. «И я прав, что не стал одним из этих лентяев в халате, а занялся коммерцией!» Карета приближалась к Хасеки. Джевдет-бей, открыв переднее окошко, велел кучеру поворачивать налево через две улицы. Потом до него донеслись голоса мальчишек:

— …то ты продуешь!

— Я у этого простофили все орехи отыграл!

«Мы в свое время играли в орехи на интерес, — подумал Джевдет-бей. — А эти, похоже, на деньги играют… Неплохо, неплохо! Хоть что-то новое. Значит, новое поколение хочет зарабатывать!» Тем временем карета свернула в переулок. Устыдившись своих мыслей, Джевдет-бей стал боязливо разглядывать дома. Они ему были знакомы — тут тоже ничего не менялось. У дома Зейнеп-ханым велел кучеру остановиться.

Выйдя из кареты, Джевдет-бей посмотрел по сторонам. Вот в том соседнем доме они остановились, когда только приехали в Стамбул, и прожили десять лет. Смотреть на дом не хотелось, и он торопливо открыл калитку в сад Зейнеп-ханым. Привязанный к калитке старинный колокольчик легонько звякнул. «Если куплю тот дом в Нишанташи, тоже повешу на калитку колокольчик», — подумал Джевдет-бей. В саду все было по-прежнему, и старое сливовое дерево было все то же — слабое, обвисшее. Джевдет-бей постучал в дверь.

Открыла сама Зейнеп-ханым. Джевдет-бей не успел ничего сказать, как она воскликнула:

— Ах, Джевдет, сынок, откуда ты взялся? — и бросилась ему на шею.

Покрывшись от смущения потом, Джевдет-бей поцеловал ей руку, и в памяти его всплыли забытые запахи детства. Вспомнились предметы домашнего обихода, вышитая скатерть на столе…

— Заходи-ка в дом, — сказала Зейнеп-ханым. — Снимай ботинки. Ох, ну и шикарно же ты одет! Рассказывай, зачем пришел.

— Тетушка, Нусрет болен, — сказал Джевдет-бей.

— Ай-ай-ай!

Джевдет-бею послышалась в ее голосе скрытая насмешка. Он снял ботинки и сел, куда указала ему Зейнеп-ханым.

— Я надолго не задержусь.

— Братец-то Зийю, что ли, хочет повидать?

— Да.

— Очень плох?

— Да уж хуже некуда!

— Ты, стало быть, за Зийей приехал? Хотя зачем бы тебе еще сюда приезжать?..

— Ах, тетушка, у меня совсем нет времени! Я все о вас думаю, но времени, времени нет!

— Тогда подожди немного, я Зийю позову, — сказала Зейнеп-ханым и вышла.

«Ну вот, а я боялся, — подумал Джевдет-бей. — Как она меня хорошо встретила! Да, эти люди умеют любить. Что поделать, раз уж я связался с торговлей… И они это понимают. А я сделал из мухи, слона… Который, однако, час? Э, да так я опоздаю на обед с Фуатом!»

Немного погодя Зейнеп-ханым вернулась в комнату со стаканом на подносе.

— Вода с вишневым сиропом, — сказала она. — Как ты любишь.

Джевдет-бей покраснел от смущения, хотел что-то сказать, но, так и не решив, что именно, сказал просто «спасибо».

— Я послала за мальчиком, он скоро придет. Что, его отец действительно так серьезно болен?

Джевдет-бей кивнул. Воцарилось молчание.

— Как идут твои дела, сынок? — наконец спросила Зейнеп-ханым.

— Ох, плохо, тетушка, плохо! — с жалобным видом ответил Джевдет-бей и спрятал руку с кольцом в карман.

— Что поделаешь, авось наладятся. Нынче у всех дела плохи. Помоги нам Аллах!

И опять они погрузились в молчание.

Затем Джевдет-бей поднялся и сказал, что Нусрет хотел видеть своего сына как можно скорее. Зейнеп-ханым, недоумевая, где мог задержаться Зийя, тоже встала и выглянула в окно.

— А вот он и пришел! — сказала она. — Ты его, конечно, и назад привезешь? Когда?

Джевдет-бей пообещал, что привезет мальчика домой. Однако, добавил он, возможно, Зийя останется с отцом на несколько дней. Тетушка понимающе кивнула, но на лице ее промелькнуло ранившее Джевдет-бея сомнение. Вместе они вышли в сад, и Джевдет-бей заметил, что в нем все-таки появилось кое-что новое: курятник. По крыше курятника разгуливала курица. Колокольчик снова звякнул, напомнив Джевдет-бею о детстве. Мальчишки, собравшиеся вокруг кареты, обернулись, и лицо одного из них как будто показалось Джевдет-бею знакомым.

— Зийя, сынок, посмотри, кто приехал, — сказала тетя Зейнеп. — Дядя Джевдет приехал, ты его узнал?