Я спросила, и собака благодарно лизнула меня в щеку.

– Она сказала, все нормально, – тихо отозвалась я. – Спускаемся?

– Сейчас, только соберу все части своего тела… Ирка, а голова – тоже часть тела?

– Думаю, да. Во всяком случае, оставлять ее здесь не следует.

– Конечно. Она – моя, оно – мое, ё-мое!!!

Наташкин вопль, адресованный в глубь коридора, где находился кабинет, заставил меня оторвать взгляд от контуров вожделенной лестницы и вскочить. Денька тихо зарычала. В противоположном конце коридора, покачиваясь, стояла нелепая фигура в белом плаще…

Честно говоря, я не помню нашего скоростного спуска с лестницы. Опомнились мы только у машины и на всякий случай пересчитались.

– Трое вошли, трое вышли. Все в порядке, – подбила итог Наташка. – Никого лишнего. Едем домой. Ромик, кажется, под присмотром.

– Пожалуй, – слишком поспешно согласилась я. – Наверное, пьяный «интеллигент» очнулся и, пытаясь определить, где находится, шлялся по комнатам. Шампанское искал. А простынку для тепла прихватил. Холодно в одной рубаше. Кажется, в дверях он не валялся, иначе бы мы его заметили – ногами, на ощупь.

На проходной мы притормозили. Не решаясь выйти из машины, вывалили на сонного и недовольного охранника все подробности нашего визита. Он напряженно вслушивался, демонстрируя явное недоверие.

– Ну хватит! – разозлилась Наташка. – Позовите Алексея Ивановича.

– Какого?

– Такого, блин! Брускова. Вашего третьего коллегу и напарника.

– Мы сегодня двое дежурим.

– А где Брусков?

– Как «где»? В морге, где ему и положено быть. С утра поменял одно временное место жительства на другое временное.

– Да? – сменила гнев на милость Наташка. – В таком случае его действительно не стоит беспокоить. Пусть себе отдыхает. А мы, пожалуй, поедем.

– Вы бы все-таки наведались к Сафонтьевым! – крикнула я охраннику, когда Наташка тронулась с места. – Дом открыт и фактически без присмотра. А по участку разгуливает ваш покойник Брусков. Учитывая, что ему положено быть в морге…

– Гос-споди!!!

Подруга так рванула вперед, что меня чуть не расплющило на сиденье. Продолжать не имело смысла. За пару секунд охранник вместе с воротами остался далеко позади, а Наташка оказалась очень неблагодарным слушателем.

Молчать пришлось долго – раз за разом подруга читала молитву. Встревать в ее общение со Всевышним было бы кощунством. Я и не встревала. В результате мы заехали туда, куда не надо. Назначением темных полуразрушенных и похожих на длинные сараи помещений интересоваться не хотелось, тем более что Наташке везде мерещились покойные охранники.

Я с трудом собралась с мыслями:

– Посмотри назад. Там небо намного светлее. Кажется, огни Москвы.

Наташка живо обернулась:

– Ее, родимые…

– Это значит…

– … что шоссе должно находиться слева! Слушай, а как же мы сюда-то попали?

– Во всяком случае, не твоими молитвами… Честно говоря, я уже не вижу смысла ехать на дачу. Скоро светать начнет. Меня все равно домой не пустят.

– Скажем, что рейс моей коллеги несколько раз откладывался. И потом, твой Ефимов, как всякий нормальный человек, уже должен спать… Р-р-разворачиваемся!

Каким образом нас занесло на ту самую грунтовую дорогу, первоначально отвергнутую в качестве правильного пути к дачам, осталось загадкой. Но на асфальт мы выскочили именно по ней. Наташка, скромно умолчав о своем активном участии в путанице, коротко пояснила: «Бес попутал».

Возвращение было безрадостным. Мучили предчувствия, одно хуже другого. Действительность, как говорится, превзошла все ожидания: Димка встретился нам на дачной лесной дороге. Эта нежданная встреча выбила из колеи даже Наташку.

– Ирка, вот те крест! Я сейчас с большим удовольствием подвезла бы покойного Брускова Алексея Ивановича, царствие ему небесное, земля пухом, чем твоего Ефимова. Сопротивление бесполезно. Говорим чистую правду. Где надо, я сама привру. Где не надо, тоже.

Весьма напряженную обстановку разрядила Денька. Едва Димка приоткрыл заднюю дверь машины, она пулей рванула к нему и его зловещее и многообещающее «Н-ну-у-у…» захлебнулось в цунами собачьей радости. Отпихиваясь и отплевываясь от искренних проявлений симпатии, муж несколько растерял лоск инквизитора, чем мгновенно воспользовалась Наташка. Надо отдать ей должное, подруга не дала Димке высказать ни одного упрека, а уж об обвинительной речи и разговора не могло быть. Умываясь слезами, ловко соединила в единое целое отъезд коллеги, улетевшей к «чертовой матери», иными словами, к больной свекрови – маме бывшего мужа, историю с обнаруженной в лифте Галиной Андреевной и поездку к восемнадцатилетнему балбесу, сыну коллеги, в доме которой разгуливают ряженые привидения. Из-за них мы, собственно, и не решились взять юношу с собой. Все не один дома, какой-никакой, а присмотр. Судя по моей роли во всей этой заварушке, у меня над головой надлежало сиять нимбу святости. Невинная, беззащитная и бессловесная жертва обстоятельств. Я невольно сжалась в комочек, вживаясь в отведенную мне Наташкой роль.

Создавалось впечатление, что от потока слитой ему информации Димка поглупел. Во всяком случае, он никак не мог понять, почему мы ему не позвонили. Хотя бы по мобильникам, заимствованным у ряженых привидений.

– Ефимов, вечно ты думаешь только о себе! – перешла в наступление Наташка.

– Хорошо, а почему у вас здесь нижнее белье валяется? Неужели коллега лишние шмотки с самолета сбросила? А вы, надо думать, удачно оказались на подхвате.

Завязалась дискуссия на повышенных тонах, и я отвлеклась. Сначала на бестолковую собаку, разворошившую пакет с вещами Осиповой Светланы Владимировны. Затем перед глазами возникла картина единения Ромика с комьютерным креслом. Я никак не могла вспомнить черты его лица, а вот этот его белый балахон… Накидка, похожая на старинный плащ, только с большим красным крестом на груди.

– Чушь собачья. Тоже мне, Христово воинство… – пробормотала я, и спор между сторонами на тему, чей эгоизм махровее, мигом оборвался.

– Что ты хочешь этим сказать? – медленно и напряженно спросил муж.

– Ты это о нас обоих или исключительно о Дмитрии Николаевиче? – по тону вопроса было ясно, что подруга обиделась.

Я обругала себя за длинный язык, никоим образом не подходящий бессловесной жертве. И разговорилась:

– Белые плащи с красным крестом – униформа тамплиеров, членов католического духовно-рыцарского ордена. Их еще называли храмовниками, поскольку они, с позволения сказать, снимали угол в храме Соломона. Только очень давно. Дело было в Иерусалиме, в то время им правил король Балдуин первый…

– Балдуин? – с недоверием переспросила Наташка. – Да еще первый. Неужели их было много? Надо же… Всю жизнь считала, что это имя выдумано, и оно оскорбительное. То же самое, что «обалдуй». И какой, интересно, угол это воинство могло снимать в храме? Пятый? Как можно разместить в церкви целое воинство?