Я предложила где-нибудь выпить чаю, прежде чем возвращаться домой.

– Хорошо, только надо поторопиться. Во второй половине дня у меня занятия икебаной. К тому же отец завтра уезжает в командировку, и мне надо заранее приготовить еду, чтобы мы все вместе поужинали, а то он опять будет хандрить, прямо как ребёнок. – Сказав это, мама рассмеялась.

– Это только временно, потом он успокоится, – добавила я.

После того как мама вошла в роль домохозяйки, её лицо округлилось, и его очертания стали мягче, а почти постоянно играющая на губах улыбка говорила, что она наслаждается своей новой жизнью.

– Мария, ты приобрела друзей в университете? Думаю, что приобрела. Тебе часто сейчас звонят. Тебе нравится в университете?

– Конечно, нравится. А почему ты спрашиваешь?

– Прежде ты общалась только с Ёко и Цугуми, и я подумала, не одиноко ли тебе в Токио. У нас Дома всегда так тихо.

– Да, очень тихо, – согласилась я.

Там же наша жизнь всегда была наполнена обилием разных звуков: постоянные шаги в коридорах гостиницы, звон кастрюль на кухне, шум работающего пылесоса, телефонные звонки. В доме всегда было полно людей, в пять и девять часов Городская ассоциация объявляла через динамики, которые висели повсюду, что детям надо возвращаться домой. Шум волн, свистки паровозов, пение птиц.

– Но ты, наверное, чувствуешь себя более одинокой, чем я, – предположила я.

– Да, ты, видимо, права. Я понимала, что не могу до бесконечности быть у моих родственников на иждивении, и, конечно, я счастлива, что мы с отцом соединились, но и не могу забыть свою жизнь среди множества людей и вырвать из своего сердца шум моря. – Мама приложила пальцы к губам и слегка улыбнулась.

Я была тогда ещё совсем маленькой и поэтому не всё хорошо помню, но то, что вспоминаю, сейчас вызывает у меня улыбку.

Лето. Устав играть с подругами целый день, я после ужина ложусь у столика на татами и, глядя телевизор, погружаюсь в дремоту. Иногда отец с матерью сидят рядом и разговаривают. Я периодически просыпаюсь и продолжаю лежать, уткнувшись в татами и слушая, о чём говорят родители. Отец долго рассказывает, как его жена не соглашается на развод, как он не может позволить себе, чтобы мы вечно продолжали жить в таком месте, и так далее в том же пессимистическом духе. Когда отец был моложе, он мог страдать по любому поводу, и только после встречи с моей матерью его характер стал меняться и, по-моему, изменился очень сильно, так как мама была по натуре оптимистом.

Тогда мама спросила:

– Извини, что значит «жить в таком месте»?

– Ой, это я сказал по инерции. Масако ведь твоя сестра. Однако жить в чужом доме, день и ночь выполнять тяжёлую работу – разве это можно назвать счастьем? – продолжил отец.

Даже я, лёжа к ним спиной, почувствовала, что мамино терпение кончилось. Она не любила потакать сетованиям.

– Хватит уже, замолчи, – с глубоким вздохом сказала мама. – Если ты будешь продолжать всё время жаловаться и ныть, что тебе чего-то не хватает, то этим вгонишь себя в гроб. Ясно тебе?

Эти слова произвели на меня такое впечатление, что я их помню даже сейчас, и они часто в критических ситуациях всплывают в моей памяти.

Помню, как Цугуми сказала:

– Твой отец действительно обычный человек. Когда она произнесла это с серьёзным видом, мы были в её комнате и переписывали пластинку. Стоял пасмурный день, море было покрыто мелкими барашками. В такие мрачные, серые дни Цугуми немного мягче относилась к окружающим. Тётя Масако однажды сказала, что, когда Цугуми была ещё совсем ребёнком, именно в такой день она чуть не умерла.

– Ты так думаешь? Самый обычный? – переспросила я.

– Нет, он по-своему обычный. Это обычность мальчика. Ты меня поняла? – рассмеялась Цугуми.

Её щёки горели от небольшой температуры, волосы разметались по чистой белой наволочке.

– Очень может быть. А почему ты так думаешь? – поинтересовалась я.

– Он придаёт слишком большое значение мелочам. Несмотря на то, что у него слабый характер, он очень гордый, такой же, как ты, только ты не такая слабая. У него, как мне кажется, возникают проблемы, когда он сталкивается с реальностью.

В этом была доля истины, поэтому я не рассердилась, а только сказала:

– Пусть будет так, но он хорошо ладит с моей мамой, не так ли?

– Да, его сердце оттаивает рядом с твоей матерью. А я, лёжа в постели, всё познала, хотя это, может, и звучит странно. Во всяком случае, когда я неожиданно столкнулась с твоим отцом в коридоре гостиницы, он воскликнул: «О, Цугуми-тян, если тебе что-нибудь нужно в Токио, скажи мне, и я куплю всё, что хочешь». Даже такая, как я, ответила на это только улыбкой. – Посмотрев на меня, Цугуми рассмеялась.

Несмотря на наступившую вторую половину дня, в комнате было ещё достаточно светло, тихо играла музыка, и мы молча просматривали журналы. Когда закончилась плёнка, стало совсем тихо, и только раздавался шелест переворачиваемых страниц.

Цугуми.

Расставшись с ней, я стала лучше её понимать. Она применяла различные трюки и вела себя грубо, чтобы не дать другим понять, какая она есть на самом деле. Хотя я при желании могла с кем угодно встречаться и куда угодно поехать, мне казалось, что именно Цугуми, привязанная к своему маленькому городку, стала забывать меня. Это потому, что для Цугуми не было прошлого, для неё оставалось только «сегодня».

Однажды вечером раздался телефонный звонок. Когда я взяла трубку, то услышала голос Цугуми.

– Это я!

Внезапно свет и тени прошлого предстали перед моими глазами. Я громко закричала:

– Ой, как живёшь? Как я рада, что ты позвонила. У вас все здоровы?

– По-прежнему дурацкая атмосфера. Мария, как ты учишься?

Цугуми рассмеялась. Как только она заговорила, расстояние между нами, казалось, мгновенно сократилось и ко мне вернулась моя подруга-сестра.

– Да, учусь.

– Отец ещё не завёл себе любовницу? Говорят, то, что было дважды, будет трижды.

– Нет, не завёл.

– Понятно. Я думаю, моя старуха позже сообщит твоей матери, что весной будущего года мы закрываем гостиницу.

– Что ты говоришь? Гостиницы больше не будет? – удивилась я.

– Да-да. Наш отец задумал вместе со своим приятелем, у которого есть земля, построить пансионат. Такая у них смехотворная мечта. Прямо сказка. И они хотят потом передать его в наследство сестре Ёко. Вот так-то.

– Ты тоже поедешь на новое место?

– Мне всё равно, где умирать, на море или в горах, – безразличным тоном ответила Цугуми.

– Как жаль, что «Ямамотоя» закрывается, – огорчилась я. Я представляла себе, что мои родственники будут вечно жить в этом городе.