Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саадар откашлялся.
– Звать меня Саадар, госпожа. Работу ищу.
– И что же ты умеешь делать, Саадар? – Женщина сощурилась, и морщинки собрались вокруг темных глаз.
– Я с оружием управляться умею. И еще я в шахтах Домара работал, видишь? Клеймо. – Саадар задрал рукав и показал татуировку на предплечье: кирку. – Крепеж ставил. Стройка добрая, дай, думаю, попытаю счастья, авось, пригожусь.
– И зачем ты мне? У меня своих людей много, – резонно заметила госпожа, но взгляд на нем все же задержала – будто оценивала, сможет ли ей пригодиться немолодой, но высокий и крепкий мужчина с военной выправкой.
– Так еще одни руки разве будут лишними?..
Женщина не ответила. Обернулась к здоровяку:
– Мастер Каффи, идите уже. И давайте сюда людей, чтобы они эту балку вытащили.
Мастер кисло улыбнулся, кивнул и пошел прочь.
На раздумья у Саадара времени не было – он кинул в сторону мешок с пожитками, взялся за балку с одного края, и чмокнула липкая жижа, выпуская добычу. Саадар поднял ее, будто не было веса в этом куске дерева, будто это обычное полено.
– Ну неси уж, раз взялся. – Женщина смотрела невозмутимо, не меняя выражения лица. – Вон туда, – она указала куда-то в сторону.
В этот миг к нему подскочили двое крепких парней, попытались подхватить балку с другого конца, и Саадар не удержал ее – руки соскользнули. Балка одним концом плюхнулась обратно в мягкую грязь, и брызги окатили всех, кто стоял рядом.
– Твою!.. – Саадар проглотил ругательство. – Чего под руку полезли? Сам бы и справился.
Мельком взглянул в сторону госпожи. Она все с тем же выражением лица смотрела прямо на него. Ее куртка, штаны, шляпа и лицо – все стало бурым.
– Я… э… ты прости, госпожа, что одежку попачкал, – проговорил он сдавленно, воображая, каких слов сейчас наслушается. Это только наемницам плевать, в какое дерьмо лезть – лишь бы платили исправно, а городские – дело иное.
– Извинился? Отлично. – Женщина достала откуда-то платок. – Ну и чего встали? Несите эту катропову балку куда следует, нечего по сторонам глазеть.
Она стала оттирать – не особенно удачно – грязь с лица. И Саадару ужасно захотелось в этой луже взять да и потопнуть.
Двое попытались поднять балку.
– А ты чего стоишь? Иди, помогай.
– А я…
– А ты вроде работу искал? Ну так иди работай.
Саадар ушам не поверил. Его взяли? Вот так просто? Да еще и после того, как…
Но госпожа злой или раздраженной не выглядела. Скорее – усталой.
– Видел высокого мужчину, с которым я говорила? Это мастер Каффи. Спросишь у него потом, что дальше делать. Пусть определит тебя, куда посчитает нужным. Плата небольшая, зато обед и пиво за счет казны. Надеюсь, впредь обойдешься без детских выходок? – с этими словами женщина повернулась и пошла прочь широким шагом.
Саадар видел, как она останавливается по дороге, разговаривает с каменотесами, отдает какие-то указания, вот они склоняются над необработанной глыбой камня, и госпожа недовольно качает головой. Потом выпрямляется, замирает, словно почувствовав, что он смотрит, но не оборачивается и идет к своему навесу, где ее ждут какие-то люди.
– Это еще че, – похлопал Саадара кто-то по плечу. – И не такое тут увидишь. Будем знакомы – Барт!
Саадар улыбнулся подошедшему парню.
– Саадар.
Обстоятельства складывались весьма удачно.
Даррея приняла его.
6
В тот день Тильда возвращалась домой позже обыкновенного.
Она по привычке обернулась на внушительные стены храма, серые в сумерках, на его мощный гранитный хребет с выступающими ребрами колонн. Храм Маллара Многоликого дремал под моросящим дождем, и суетная рабочая жизнь медленно затихала в нем до следующего утра.
Тильда поджала губы. Строгие сдержанные линии ее рисунков стали зданием громоздким, неуклюжим и больше походящим на Канцелярию, чем на место, где каждый человек сможет почувствовать себя ближе к богу. Несомненно, храм будет красив, ведь она и другие мастера так стараются ради этого!.. Он будет белым цветком – среди шума и грязи столицы.
Но это – потом. Через десять, двадцать лет. Сейчас же заботиться стоит о том, чтобы вовремя поставляли камень для строительства, а каменщики и резчики правильно его обрабатывали, чтобы соблюдалась нужная толщина стен, не было никаких расхождений с расчетами – иначе арки рухнут, стены не выдержат нагрузки.
Эти заботы поглощали Тильду уже семь лет. И даже сейчас, когда кипучая суетная жизнь Дарреи подхватила ее и понесла вперед, она мыслями возвращалась к храму Многоликого. И если бы Тильда не знала город так хорошо, то непременно бы заблудилась в узких и широких улицах Жемчужного и Бронзового колец и оказалась бы в путаных, кривых переулках Застенья.
Но это был ее город.
Он скромно прятался в планах и чертежах на ее столе, но обретал плоть, стоило лишь выйти за дверь кабинета. Линии, нарисованные тушью, становились изломами крыш, карандашные штрихи превращались в камень и штукатурку.
Любила ли она этот город?..
На перекрестке Шпалерной и Ткацкой улиц, у самого моста через канал Ткачей, опрокинулась телега, и народ бестолково толпился вокруг, сминая раскатившиеся желтые яблоки. Босоногие ребятишки уже полезли под колеса и копыта, рискуя головами, хохотали и дрались в грязи за добычу, устроив шумную веселую возню. Повозку обходили стороной, хозяин кричал на все лады, откуда-то из переулка уже спешили солдаты городского охранения.
Сдерживая раздражение, Тильда медленно шла вместе с толпой, вливающейся узким ручейком на мост. Глядела в чужие затылки, надеясь поскорее высвободиться из этих тисков. Но то и дело кто-нибудь, как нарочно, останавливался, и казалось – конца не будет вялому движению куда-то в неизвестное.
– Фьялки, госпожа! Всего-то полмедяка!.. Госпожа, фьялки, глянь, каки красивые!.. – неожиданный, резкий крик, как ножом, полоснул воздух.
Откуда-то сбоку к Тильде подскочило жалкое дрожащее существо, обернутое в многослойные тряпки: не то девочка, не то старуха.
– Госпожа, купите… – просипело оно, протягивая ей что-то среди уличной толкотни. – Всего полмедяка. Нигде таких не найдете!
Букетик цветов. Где она его взяла, эта бродяжка?.. В чьем саду?
– Бла-ародная госпожа захочет купить цвяточки… Украсить себя… – бормотала одни и те же слова уличная торговка. И как она безошибочно поняла, кто перед ней? В грязной одежде, с тяжелой сумкой Тильда не сошла бы и за найрэ.
– Госпожа! – в голосе торговки было что-то уверенное, будто она точно знала, с кем именно говорит.
Отчего-то Тильда не могла отвести взгляд, хотя нищих в Даррее тысячи, куда ни пойди – везде наткнешься на калеку или безобразную, беззубую, как вот эта, старуху… Что-то неправильное, странное раздирало коготочками душу. Вспыхнул страх – на миг Тильда представила, что бродит по зимним улицам одна, замерзает и умирает от голода, привалившись к какой-то стене…
Она тряхнула головой, прогоняя наваждение, проверила часы за пазухой на цепочке – при ней ли.
– Отдам даром ради такой-то красоты, – вдруг переменилась торговка. Она схватила Тильду за рукав, неожиданно сильно и резко дернула к себе, так что сумка с чертежными инструментами слетела с плеча и больно врезалась ремнем в сгиб локтя. – Это от господина Коро. Привет.
«Торговка» смотрела на нее прозрачными как лед глазами ребенка на лице старухи, не мигая. Ждала ответа. Потом слабо улыбнулась, растянув в ниточку тонкие морщинистые губы, и отдала цветы.
– Что мне сказать моему господину?
Сегодня тринадцатый день месяца урожая – а долг господину Коро Тильда обещала вернуть после Долгой ночи. С чего бы ему напоминать о сроке?
Решил припугнуть, показать, что никуда она не денется.
– Скажи, что все в порядке. – Тильда улыбнулась. – И господину Коро не о чем беспокоиться.
«Торговка» понятливо кивнула – и пропала в толпе, мгновенно растворилась среди прохожих, будто и не было ее вовсе.
В руках дрожали на ветру фиалки – любимые цветы. Кто-то шел мимо, толкался и что-то недовольно говорил, даже – кричал, и только сейчас Тильда поняла, что стоит перед самым мостом и мешает людям пройти.
Ее покойный муж Гарольд был игроком. Свою страсть он и не скрывал, пропадая вечерами в самых сомнительных заведениях столицы, и постепенно богатое приданое, полученное от отца Тильды, утекало – на долги, на любовниц, на дурманящие разум зелья. И погиб муж как-то внезапно. Проигрался или просто ввязался в авантюру и стал неудобен как свидетель – Тильда не знала. А когда Гарольд умер, оказалось, что он был должен огромную сумму господину Коро, и этот долг лег на плечи Тильды как наследницы изрядно потрепанного состояния.
Десять лет Тильда всеми правдами и неправдами искала деньги, чтобы избавиться от этого долга. Сердце Родерика Коро не знало сомнений и боли, а власть была сильнее власти Сената.
Тильда знала, что двери и решетки на окнах не защитят ни ее, ни сына, как не защитят брата стены отцовского дома в Ларте.
Она поправила ремень тяжелой сумки и решительно зашагала в сторону Жемчужного
