Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Интерес брата Дэвида в особенности касался сравнения феномена радужного тела с телесным воскресением Иисуса, которое, конечно, является одним из центральных убеждений христианской веры. Со времени европейских исследований Библии конца XIX в. с их ориентацией на светскость воскресение в основном относят к категории тех чудес, которые составляют символическое изложение опыта веры. Этот подход, который связывают с гуманистической традицией текстовой герменевтики (историко-критический метод), утверждает, что чудеса происходили не буквальным образом. Скорее, сверхъестественные феномены излагаются с позиции учеников Иисуса как объяснение непреклонности их веры после его крестной смерти, а также как причина их мужественного упорства в распространении своей вести перед лицом насильственного сопротивления. Однако историко-критический подход, по всей видимости, не отвечает на все наши вопросы. Брат Дэвид общался с некоторыми учёными, которые имели возможность изучать Туринскую плащаницу, и в итоге пришёл к выводу, что эта реликвия – не подделка, созданная в Средние века. Когда в беседе со своими коллегами-библеистами, сторонниками историко-критического подхода, он попытался поднять вопрос о том, что Плащаница может быть археологическим источником, то столкнулся с полной незаинтересованностью. Словно обсуждение Плащаницы олицетворяло стиль дискурса, противоположный стилю современных литературоведческих исследователей древних текстов. Хуже того, научные аспекты исследования Плащаницы, как оказалось, почти непонятны библеистами. Как и архаичные племенные сообщества, которые имеют свои внутренние способы описания реальности, такие исследователи используют внутренний язык, в который невозможно вторгнуться; то же самое касается и учёных. По всей видимости, каждое дискурсивное сообщество живёт в рамках собственного эмического мировоззрения. На границах между дисциплинами общение становится очень затруднительным и временами почти невозможным. Брат Дэвид доверил мне задачу, предполагающую погружение в эту рискованную область исследований, поскольку он знал, что я изучал тибетский буддизм, проводил антропологические полевые исследования в Гималаях и имею хорошее образование в сфере библеистики и богословия. Также мы более сорока лет совместно работаем на своём духовном пути, в том числе ведём межрелигиозный диалог.
Обращение к достаточно новому случаю Кхенпо Ачо имеет то очевидное преимущество, что мы можем говорить с живыми очевидцами. Ещё одно преимущество состоит в том, что письменные отчёты составлялись в первые месяцы после описанных событий. По этим причинам мы в состоянии отмести некоторые критические замечания, подобные тем, что раздаются в адрес новозаветных историй о воскресении Иисуса, которые были записаны самое раннее примерно через двадцать лет после события. В то же время, поскольку радужное тело – это тема, интересующая тибетскую культуру уже более тысячи лет, мы имеем дело с устоявшимся сообществом дискурса, который требует внимательного истолкования.
В качестве начальной точки для этой главы мы обратимся к биографии Кхенпо Ачо, где вводятся ключевые элементы конкретно этого случая радужного тела. Следующий отрывок – это перевод жизнеописания из тибетских источников, близких к Кхенпо. Этот текст непосредственно погружает нас во внутренний мир Кхенпо и его учеников. Далее следует рассказ о его смерти и посмертных сверхъестественных феноменах, которые являются темой этого исследования.
Краткое жизнеописание Кхенпо Ачо
Песнь Царицы весны, спетая издалека; неповторимая драгоценность Земли Миртового Дерева, украшающая ваджраяну ньингма: сокращённая биография драгоценного настоятеля Ачо, тело которого растворилось в атомах без остатка на седьмой день седьмого лунного месяца года Земляного Тигра семнадцатого рабджунга в округе Ньяронг в Кхаме (1998)47.
В Асе Лумораб, расположенном в верхней части Ньяг Адзиронг в Кхаме в районе Доме, его [Ачо] отец и мать попросили Гьялву Чангчуба, опытного йогина, который накопил заслуги, дать им предсказание. Он сказал: «Если вы установите образ Владыки Цонкапы, у вас родится величайший сын, который будет хранить, поддерживать и распространять учение Будды». Они сделали, как он сказал им, в год Земляного Тигра (1918) шестнадцатого рабджунга, в благоприятное число первой половины месяца Весак (четвёртого лунного месяца); когда солнце появилось на вершине горы, родился этот сын.
Он [Ачо] начал упражняться в чтении и письме с возраста семи лет. Чтобы преодолеть несколько неблагоприятных обстоятельств, с которыми он столкнулся в тот период жизни, он искал защиты у Дордже Дудула из Цопху, который предсказал: «Сын, если ты будешь хорошо учиться, это принесёт огромную пользу Учению и живым существам!». Ему дали имя Чойинг Рангдрол и уже тогда почитали как святого.
Он принял обеты прибежища от ламы Осэра Дордже, тем самым войдя во врата Учения. От младшего настоятеля он принял обеты Всеблагого Ламы (Самантабхадры), отвращающие ум от циклического существования.
Он принял обеты монаха-послушника от Джампела Деве Ньимы, взяв имя Нгаванг Кхьенце Нангва. К тринадцати годам он завершил традиционное интенсивное изучение ритуальных традиций монашеской жизни, например проведения церемоний, и прочих. В четырнадцать лет, когда он был учеником в монастырском колледже монастыря Лураб, все хвалили его за хорошее поведение, упорство и ясный ум.
В этот период жизни он получил множество посвящений и учений от лам авторитетных линий передачи. Таким образом, он получил наставления по стадиям зарождения и завершения тантрической практики, а также дополнительные наставления из терма, таких как циклы «Дуджом терсар» и «Лонгчен ньингтиг».
В возрасте шестнадцати лет он изучил «Сокровищницу добродетельных качеств» с комментариями для стадии зарождения, такими как «Уши единства» и «Практики сынов просветлённых». Он жил отшельником в горах, чтобы постичь смысл этих учений.
В возрасте восемнадцати лет он завершил изучение «Гухьягарбха-тантры», «Сотни упражнений для тренировки ума» традиции кадам, Винаю и Мадхъямаку, обучаясь день и ночь.
Медитация на тибетском слоге «А»
В двадцать лет он принял обеты полного монашеского посвящения от своего дяди Тензина Ринпоче, который выполнял роль настоятеля и учителя, в обществе десяти других гелонгов (полноценно посвящённых монахов), включая младших настоятелей и других учителей.
Затем, по собственным намерениям и в силу склонностей, возникших при его рождении и обучении, он последовал совету двух младших настоятелей и отправился в Лхасу учиться в монашеском колледже Сера. Там он изучил «Пять трактатов» Майтреи у Даргона Ге Джампы Кхедруба, Гьяпона Чодзе и других наставников, к которым он обращался за наставлением.