—Он... она... была молодой, — продолжал Гейдж. — Моложе меня, в одном из своих летних платьев.

Он сел и, прихлебывая остывающий кофе, подробно рассказал обо всем и передал разговор с демоном почти слово в слово.

—Ты его ударил? — спросила Куин.

—В тот момент мне это показалось хорошей идеей.

Сибил молча встала и взяла его руку, тщательно осмотрела ладонь, пальцы.

—Зажило. Мне нужно было знать, полностью ли зажили раны и может ли демон непосредственно ранить тебя.

—Я не говорил, что он меня ранил.

—Разумеется, ранил. Ты двинул кулаком в живот зверя — в буквальном смысле. Какие это были раны?

—Ожоги, дырки. Эта сволочь меня укусила. Дерется, как девчонка.

Сибил вскинула голову, любуясь его улыбкой.

— Я девчонка, но я не кусаюсь... в драке. Долго заживало?

— Довольно-таки. Наверное, час.

—Явно дольше, чем ожоги от естественного источника. Побочные эффекты были?

Гейдж хотел отмахнуться, но затем напомнил себе, что важна каждая деталь.

—Подташнивало, слегка кружилась голова. Но боль была адской, если тебе интересно.

Сибил недоверчиво посмотрела на него.

—А что ты делал потом? До твоего появления здесь прошла пара часов.

—Были кое-какие дела. Мы ведем учет времени?

—Просто любопытно. Мы все запишем, запротоколируем. Пойду заварю чай. Ты будешь, Куин?

—Я бы не отказалась от рутбира[2], но... — Куин взяла бутылку с водой. — Ограничусь вот этим.

Когда Сибил вышла, Гейдж некоторое время молчал, барабаня пальцами по столу, затем тоже встал.

—Налью себе еще кофе.

—Конечно. — Куин проводила его недоверчивым взглядом. Искры сыплются не только при столкновении двух камней.

Сибил вскипятила воду, достала заварочный чайник, насыпала чай. Когда вошел Гейдж, она взяла яблоко из вазы, аккуратно разрезала на четыре части, предложила четвертинку Гейджу.

—Ну вот. — Она достала тарелку, разрезала еще одно яблоко, добавила несколько веточек винограда. — Если Куин заводит речь о рутбире, значит, ей нужно перекусить. Если хочешь чего-то посущественнее, у нас есть сэндвич или холодный салат с пастой.

—Мне хватит. — Гейдж смотрел, как она выкладывает на тарелку несколько крекеров и кубики сыра. — Нет никаких причин злиться.

Бровь Сибил взлетела вверх.

—С чего бы это мне злиться?

—Вот именно.

Она взяла дольку яблока, прислонилась к столешнице и откусила маленький кусочек.

—Ты меня неправильно понимаешь. Я спустилась на кухню потому, что захотела чаю, а не потому, что ты меня раздражаешь. Это вовсе не раздражение. Боюсь, тебе не понравится, если я расскажу, что чувствовала и чувствую теперь.

—А именно?

—Мне жаль, что он использовал против тебя твое личное горе.

—Нет у меня никакого личного горя.

—Заткнись. — Она снова откусила яблоко, на этот раз со злостью. — Вот что меня раздражает. Ты был на кладбище. И поскольку я очень сомневаюсь, что это твой обычный маршрут для прогулок, то делаю вывод, что ты пошел на могилу матери. И Твисс оскорбил — по крайней мере, попытался — память о ней. Только не рассказывай мне, что не оплакиваешь мать. Много лет назад я лишилась отца. Он сам сделал выбор — покинул меня, пустив себе пулю в голову. Но я все равно скорблю. Ты не хотел это обсуждать, и я спустилась на кухню, чтобы не докучать тебе. А ты тащишься за мной и заявляешь, что я злюсь.

—Уже прошло, — сухо ответил Гейдж. — Теперь ты совсем не злая.

—И не была, — пробормотала она. Потом вздохнула и снова откусила яблоко. Закипел чайник. — Ты сказал, что мать выглядела очень молодо. Сколько ей было?

—Думаю, чуть за двадцать. Я помню ее в основном по фотографиям. Я... Черт. Черт. — Гейдж достал бумажник и вытащил из-под водительского удостоверения маленькую фотографию. — Именно так она и выглядела, вплоть до этого проклятого платья.

Выключив горелку, Сибил подошла к нему и стала рассматривать фотографию в его руке, темные распущенные волосы, стройную фигуру в желтом сарафане. На коленях маленький мальчик лет полутора; оба улыбаются в камеру.

—Красивая. Ты пошел в нее.

—Он взял ее у меня из головы. Ты была права. Я не доставал снимок... Не знаю, наверное, несколько лет. Но это самые четкие воспоминания, потому что...

—Потому что ты носишь фотографию с собой. — Сибил сжала его локоть. — Можешь раздражаться, если так тебе легче, но я тебе сочувствую.

—Я понял, что это не она. Примерно через минуту.

И в эту минуту, подумала Сибил, он должен был чувствовать невыносимую печаль и радость. Она отвернулась, чтобы налить воду в заварочный чайник.

—Надеюсь, ты повредил ему парочку жизненно важных органов, если таковые у него имеются.

—Что мне в тебе нравится, так это здоровый вкус к насилию. — Гейдж спрятал фотографию матери в бумажник.

—Я сторонница физического контакта — во всех смыслах. Но согласись, любопытно, что, прикинувшись твоей матерью, он прежде всего попытался уговорить тебя уехать. Не напал, не оскорблял, как раньше, а уговаривал от лица человека, которому ты веришь: уехать, спасать себя. Похоже, мы заставили его поволноваться.

—Да, он выглядел очень взволнованным, когда сбил меня с ног.

—Но ты ведь встал, правда? — Сибил поставила на поднос чайник и чашку. — Через час приедет Кэл, потом Лейла с Фоксом. Если у тебя нет других предложений, можешь остаться на ужин.

—Готовишь ты?

—По всей видимости, такова моя доля в той странной жизни, которую мы ведем.

—Принимаю предложение.

—Отлично. Отнеси это наверх, а потом мы подключим тебя к работе.

—Я не рисую графики.

Выходя из кухни, она оглянулась и бросила на него самодовольный взгляд.

—Придется, если хочешь есть.

Гейдж вместе с Кэлом и Фоксом сидел на ступеньках парадного крыльца, наслаждаясь первой за вечер бутылкой пива. Фокс сменил строгий костюм на джинсы и футболку. В обычной одежде он чувствовал себя гораздо комфортнее.

Сколько раз они уже сидели так вместе, пили пиво? И не сосчитать, подумал Гейдж. Когда он бывал на другом конце света, то частенько садился, брал бутылку пива и вспоминал о друзьях в Холлоу.

А иногда возвращался в город в промежутках между Седмицами, потому что ему не хватало друзей. И тогда они сидели на крыльце в лучах заходящего летнего солнца, забыв — по крайней мере, Гейдж — о тяжелом грузе ответственности.