– Иди-ка сюда, непослушная собака! Слушай и запоминай: ты будешь Шошей. Поняла? Ты – Шоша! – Светлана схватила собаку на руки и закружилась с ней по кухне. Уж такой клички нет ни у кого, будьте уверены! А кличка и вправду клевая!

Шоша не возражала против нового имени. А может, это было ее первое имя?

Светлана все распланировала к приходу родителей. Надо было их как-то подготовить к пополнению семейства, подлизаться к маме и поклянчить у папы. За всю свою жизнь Тополян сильно преуспела в подлизываниях и выклянчиваниях, отказа она никогда не получала, но сейчас ситуация была несколько иная. Сейчас она совершила ужасный, непростительный и необъяснимый проступок и должна была понести за него заслуженное наказание. А вдруг предки возьмут и запретят оставить Шошу? Именно с воспитательной целью? Хотя что хорошее можно воспитать в человеке, лишив его общения с единственным другом, пусть и четвероногим?

Чем ближе стрелки часов подвигались к цифре шесть, тем больше волновалась Светлана. Ей уже казалось, что Шоша давным-давно живет у них, и девушка уже не представляла свою жизнь без нее.

Но все планы Тополян по подготовке предков рухнули в тот момент, когда в замочной скважине стал поворачиваться ключ. С оглушительным лаем Шоша воинственно вылетела из кухни, готовая защищать свою хозяйку от всех врагов на свете до последней капли крови.

– Это кто еще такой? – Изумился Ашот Суренович, входя в квартиру.

– Ой, какая прелесть! Надо же, какая маленькая! Доченька, откуда такое чудо взялось, а? Хорошенькая какая! – немедленно умилилась Анна Антоновна и протянула руку к собачке.

Светлана на секунду испугалась, что Шоша сейчас цапнет маму за палец. Но собака оказалась действительно умной. Она тут же перестала лаять и усиленно завиляла хвостом. На ее морде был написан неподдельный восторг и вместе с тем покорность.

– Мама, папа, я сейчас все объясню. Это Шоша, она очень, очень умная и добрая, – зачастила Света, боясь, что ее прервут.

Тут же в прихожей, не дав родителям толком раздеться, она поведала трогательную историю возникновения собаки в их квартире.

– А кто ее Шошей назвал? Что за имечко такое странное? – снова удивился отец.

– А-а, это тебе звонил какой-то Шошин, насчет машин, и мне фамилия его жутко понравилась! А что, прикольно же, правда, пап?

Понемногу страсти улеглись, и семья Тополян в полном составе уселась ужинать. Шоша скромно устроилась возле своей миски и терпеливо ждала, когда покормят и ее.

– Надо же, какая деликатная собака, – покачала головой мама. – Не лезет, не просит, сразу видно, воспитанная. А вот кто гулять с ней станет, доченька?

– Мам, ну неужели ты подумала, что я взвалю на тебя или на папу прогулки с Шошей? Я сама буду ее выгуливать, я и так на воздухе практически не бываю…

Светлана хотела еще что-то добавить, но внезапно осеклась и покраснела. Она вспомнила, что вот уже четыре дня она только тем и занимается, что «бывает на воздухе». Вместо того чтобы бывать в школе на уроках.

Родители переглянулись, от них, естественно, не укрылось Светино замешательство. Ашот Суренович отставил пустую тарелку и посмотрел Светлане в глаза. Спокойно посмотрел, даже не сурово ни капельки, но у Тополян все перевернулось внутри. Она почувствовала, как похолодела спина и сердце почти замерло на месте.

– Светлана, не хочешь поговорить? Мне кажется, тебе есть, что нам сказать. И более того – тебе очень хочется это сделать. Так как, я прав? – Отец вызывал ее на откровенный разговор, но Света совершенно не была к нему готова.

«Как бы не так! Он меня на понт берет, стопудово! Не может он знать, что я в школе не появляюсь. Откуда? Да даже если б хоть заподозрил такое, уж по-другому бы со мной разговаривал! Думает, я сопли распущу и исповедоваться начну? Нет уж, фигушки!» – метались мысли в голове у Светланы.

А вслух она произнесла, пожав плечами:

– Даже не знаю, па, что ты хочешь услышать. Не, ну правда, все как обычно. Сегодня вот четверку по химии получила и по сочинению тоже. А так… серые школьные будни.

Ашот Суренович помолчал, потом спросил:

– А вот как ты думаешь, Светлана, почему мы с мамой тебя не наказываем за твой отвратительный проступок? Ни в чем не ущемляем, не ограничиваем, не притесняем, а? Как будто ты ничего плохого не совершала? Тебе не кажется это, по меньшей мере, странным?

– Я… я не знаю, па. Я просто… знаю, что вы с мамой добрые и, наверно, меня простили. Ведь вы же простили, да? – растерялась Света.

Она не понимала, куда клонит отец, и это выводило ее из равновесия. А ведь он куда-то клонил, это и ежу понятно.

Ашот Суренович печально вздохнул:

– Мы все знаем, Светлана. И я, и мама. – Он взглянул на жену, как бы ища у нее подтверждения своим словам. – Мы в курсе, что ты ушла с уроков в понедельник и больше в школе не появлялась. Я понимаю, ты хочешь знать, откуда мне это известно? Изволь. На другой же день мне позвонила ваша… эта… Лампа, кажется?

– Люстра, – мрачно поправила напрочь сраженная Тополян. – И вы, что, знали и ничего мне не говорили? И выслушивали мои небылицы про школу? Но почему, пап?

– Возвращаемся к началу нашей задушевной беседы, Света. Мы с мамой решили не наказывать тебя, потому что ты уже наказана. Без нашего участия. Ты сама себя загнала в угол, но вместо того чтобы разобраться в себе, в своих поступках, в их причинах, ты, гордо хлопнув дверью, ушла в никуда. Ну, погуляешь неделю, две, а дальше? Ты же понимаешь, что рано или поздно все равно твой обман откроется, и что?

– Пап, я запуталась. Мне правда очень скверно. Нет, ты только представь на секундочку: никто ведь даже не усомнился, а вдруг все это неправда, вдруг ошибка, да мало ли что! Перепутали в милиции, например! А они… Мало того что никто не крикнул «этого не может быть!», так они еще все свои пропажи на меня списали… Вот что ужасно обидно, па! И я убеждена, приди мне в голову оправдываться перед ними, ни один бы не поверил! Почему, пап, ну, почему они мне не верят? – Светлана не заметила, как повысила голос, и теперь кричала, словно ее родители были глухими.

Слезы отчаяния вот-вот были готовы брызнуть из глаз. Слишком долго она копила в себе негатив, и настал момент, когда обида и злость потребовали выхода.

– Да потому что ты врешь! – Ашот Суренович в сердцах хлопнул ладонью по столу, отчего маленькие чайные чашечки издали мелодичный звон. – Ты же постоянно врешь! Я просто уверен, что если ты способна цинично обманывать нас с мамой и сочинять небылицы про несуществующие оценки, якобы полученные тобой в школе, то уж своим друзьям и подругам соврать – это для тебя как воды напиться!

Светлана с ужасом поняла, что она все же умудрилась разозлить отца по-взрослому. Теперь к нему подступаться с просьбами вообще не имеет смысла. А она все еще лелеяла малюсенькую, совсем призрачную, надежду еще раз попробовать уломать его забрать из школы ее документы. Да она бы нашла, куда пристроиться! Вот уж легко! Да вот хотя бы пошла в вечернюю школу, стала бы работать, ну, хоть мороженым торговать или ученицей в парикмахерскую. Пусть так, пусть как угодно, только не к ним, не к этим Фишкам и Ермолаевым, не к противным Снегиревой и Наумлинской. Вычеркнуть их всех из памяти, и Черепашку тоже, и заносчивую красотку Лу…