Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адель ничего не понимает. Она смотрела на графа влюбленными глазами. Ее, похоже, даже не надо будет уговаривать - она все отдаст ему сама. Если ее чувство глубоко, она потом будет страдать. Разочарование будет очень горьким. Ведь этот молодой мерзавец ничего, кроме похоти, и в мыслях не имеет. Он бросит ее, рано или поздно, и женится на какой-нибудь девственнице, равной ему по знатности и состоянию. Адель будет просто использована, чтобы доставить удовольствие графу, его дядюшке и его матери. Можно ли такое позволить?
Но, с другой стороны, разве у Адель есть иная судьба? Если рассуждать здраво, то граф - вовсе не худшая кандидатура. Гортензия знала, каковы они бывают, эти мужчины - грубые, агрессивные, эгоистичные, подчас даже жестокие. Эдуард по крайней мере внешне выглядит воспитанным человеком. Адель по-настоящему увлекла его, может, он даже влюбился. Да-да, без сомнения, он еще из лучших. Что плохого, если он первый откроет ей глаза? Ведь у нее все равно нет иного пути, кроме того, что был у Гортензии. Кроме того, он ведь может надолго оставить ее при себе, и тогда девочке гарантированы долгие годы жизни в роскоши и довольстве. Не иметь долгов, не дрожать, что кредиторы вот-вот начнут ломиться в дверь, - это ведь тоже счастье, для многих недостижимое!
Оправданий было множество, однако госпоже Эрио было и досадно, и стыдно, и противно. Какая жалость, что приходится над этим ломать себе голову! Тысячи забот осаждают ее - долги, безденежье, Адель! Чего бы она ни отдала, чтобы ее дочь была уже взрослая, во всем разбиралась, и ничего не надо было бы ей объяснять!
Поддавшись раздражению, Гортензия приняла решение. Пусть будет так, как суждено судьбой. Она ничему не будет препятствовать. Пусть Адель решает сама, и нет смысла ей что-то растолковывать. К чему эти раздумья? Им обеим нужны деньги. Двадцать тысяч франков - не шутка… В это мгновение в дверь постучали, и Гортензия сразу же забыла обо всем, кроме того, кто был за дверью.
Это был молодой красивый художник Морэн, делавший с нее зарисовки и умолявший позволить ему рисовать Адель. Кроме того, с недавних пор он был любовником Гортензии, человеком, которого она обожала. Да, иногда в ней просыпалась дикая необходимость любить и наслаждаться - не за деньги, без всякой выгоды, просто так. Вот почему она так затрепетала от стука в дверь.
Едва темноволосый смуглый юноша показался на пороге, она уже шла к нему, сияя улыбкой и сама развязывая тесемки пеньюара.
Адель в это время сидела на подоконнике, подтащив колени к подбородку и уткнувшись в них лицом. Окно было распахнуто, внизу благоухал сад. Да, несмотря на то, что Париж с каждым годом становился все грязнее и терял все больше зелени, здесь был поистине райский уголок. Душистые запахи чабра, гвоздики и майорана делали воздух густым и пряным. Между ветвями могучих вязов сиял большой золотистый шар луны. Бледные звезды искрились на небе. Это было так хорошо, так красиво, что Адель задышала чаще, чувствуя, как отчаянно стучит сердце.
Она влюблена. Да-да, без сомнения! С ней такого еще не случалось. Она заметила графа де Монтрея, едва он вошел, и у нее перехватило дыхание. До сих пор ей было непонятно, откуда у нее взялась смелость, чтобы заговорить с ним. Может быть, в ней проснулось сочувствие. Молодой человек казался таким незаслуженно одиноким. Гордым, но одиноким. Она заговорила, чтобы чем-то помочь ему, а когда встретилась с его темно-синими глазами, то почувствовала, что у нее от волнения перехватывает дыхание.
У нее было ощущение, что это навсегда. Адель казалось, она всю жизнь ждала этого момента. Ей было суждено то большое, светлое, необычайно сильное чувство, которое зародилось в ее душе, едва она увидела Эдуарда. Она могла бы честно сказать, что никогда еще не влюблялась. Ухаживания пожилых гостей ее матери, неопрятных молодчиков и карточных игроков - ухаживания то неловкие, то пошлые - вызывали у нее инстинктивную неприязнь, а подчас только забавляли. Она отделывалась шуткой даже тогда, когда их взгляды пугали или оскорбляли ее. И она не задумывалась над всем этим. Но когда появился он, ей словно перевернули душу.
Его зовут Эдуард… Адель обхватила руками плечи, чувствуя, что снова холодеет от волнения. До сих пор, вспоминая эту встречу, она была как в тумане. В этом мужчине все было совершенно: внимательный взгляд темно-синих глаз, одежда, манеры, светлые волосы, теплые губы. Она до сих еще ощущала его поцелуй. Но, кроме волнения, трепета, радости, столь свойственных юности, Адель чувствовала, что это и ее судьба. С этим мужчиной будет связана вся ее жизнь. Казалось, целых сто лет она ждала его появления, и отныне все - и счастье, и горе - будут определяться им.
Сейчас даже не хотелось задумываться о том, что будет дальше. Как можно думать, если все внутри пело от волнения и счастья? Туман, сотканный из мимолетных воспоминаний, окутывал Адель: она без конца вспоминала его голос, восстанавливала в памяти то, что он говорил, когда прикасался к ней, и время летело с головокружительной быстротой. Взглянув на часы, она увидела, что скоро рассвет.
Так, значит, уже очень скоро она увидится с Эдуардом? Он обещал заехать в полдень. А что же она наденет? Адель спрыгнула с подоконника, бросилась к шкафам, чтобы пересмотреть все свои платья. Итоги были неутешительны. Честно говоря, ни один наряд не казался ей достойным. Адель хотелось выглядеть рядом с Эдуардом именно достойно, так, чтобы он не стыдился ее. Потом, отчаявшись что-либо решить уже сейчас, ночью, она вернулась в постель. Простыни были прохладны по сравнению с ее горячей кожей.
Адель очень мало видела и еще меньше знала о жизни. Сколько она себя помнила, ее окружали стены пансиона. Скучная мадам Шаретон, утверждавшая, что Адель доставляет ей множество хлопот своим поведением. Классная дама мадемуазель Мюэль, которая давала ей читать новые романы… Романов она прочитала много и, честно говоря, по ним судила о жизни. Вероятно, под влиянием романов и сложилось у нее мнение о том, что рано или поздно она встретит мужчину, который будет выделяться среди всех остальных.
