«Ты не поверишь, — начала Дженис. — Езжай ко мне домой. Нортон ждет тебя в гостиной».

Я громко вскрикнул, попытался успокоиться, понимая, что нахожусь в оживленном ресторане. В конце концов, послав такт и хорошие манеры куда подальше, я снова закричал, умоляя Дженис рассказать все в подробностях.

«Так я и знала, не поверил», — сказала она.

Прилетев в Мемфис, Дженис поехала из аэропорта на ужин с друзьями. После ресторана, оказавшись дома у подруги, Дженис прослушала многочисленные сообщения на автоответчике из серии «Последние письма самоубийцы». Она позвонила домовладелице и попросила ее мужа залезть на крышу, кот мог быть там. Муж домовладелицы бурно отреагировал на просьбу супруги вопросом: «Ты совсем из ума выжила?» Но услышав в ответ тихое, медленное и очень убедительное приказание: «Лезь на эту чертову крышу. Сейчас же», — смирился. Тем временем домовладелица поднялась в квартиру Дженис. Она решила, мужу может понадобиться помощь в передаче испуганного кота через окно, если животное действительно на крыше.

Домовладелица открыла дверь, зашла в квартиру и увидела в прихожей маленький, спокойный, целый и невредимый, сухой и по-домашнему уютный шарик, который оказался Нортоном.

Потрясенная находкой, женщина побежала звонить Дженис в Мемфис, а та сразу связалась со мной. Переполненный счастьем, я сообщил исполнительному директору, что жизнь налаживается, хотя он скорее всего уже успел вычеркнуть мое имя из списка «Люди, которым я, может быть, однажды заплачу большие деньги». Я помчался в квартиру Дженис, преодолел три лестничных пролета, перепрыгивая через две ступеньки. К моему возвращению Сильвия отнесла Нортона в спальню и закрыла дверь, на случай, чтобы можно было легко найти кота, если он решит снова поиграть в прятки. Я на пару сантиметров приоткрыл дверь, убедиться, что мой маленький друг дома, и обнаружил Нортона спящим на кровати в привычной для него манере: голова на подушке, тело под одеялом. Увидев меня, кот приоткрыл глаз и заурчал. Я осторожно подошел, взял Нортона на руки, долго гладил, чесал, целовал животное, бормоча ласковые слова. Когда мы в полной мере насладились друг другом, я позвонил Дженис.

— Нортон действительно дома, — сказал я. Впервые за четырнадцать часов в голосе не слышалось отчаяния.

— Он не был на улице? — спросила она недоверчиво.

— Нет, кот сухой и довольный, как обычно.

— Где же он был? — хотела знать Дженис.

Впоследствии мы миллион раз задавали себе этот вопрос, но так и не узнали и остановились на самой правдоподобной версии. Мы решили, что игра в прятки длиною в день — способ показать, что Нортону не нравится, когда родители уезжают отдыхать без него. Теперь Дженис прислушивается к моим словам. Если я говорю, что Нортон выглядит подавленным, она закрывает в квартире все двери. Разговаривая по телефону, я чувствовал счастье и смертельную усталость, а Дженис злилась. Знаю, она тоже переживала, но не так, как я. Думаю, чувства Дженис можно сравнить с ощущениями матери, чей ребенок упал с качелей, но не ушибся.

Сначала приходит облегчение, с ребенком все в порядке, и вы готовы на все ради счастья малыша. Но когда страх исчезает, хочется придушить чадо за неосторожность.

— Не спускай выходку ему с рук, — сказала Дженис. — Не корми кота вечером.

— Ты права, — согласился я, энергично кивая головой. — Точно, я не буду кормить его вечером.

— Не гладь Нортона, не целуй и не говори коту, что все в порядке, — приказала она.

— Конечно, не буду, — ответил я. — Стану строгим и непреклонным.

— Ну да, — с сомнением произнесла Дженис.

— Ну да, — подтвердил я строго и четко, с виноватыми нотками в голосе.

— До завтра. — По ее тону я понял, что убедить Дженис мне не удалось. — Рада, что с твоим глупым котом все в порядке.

— Спасибо, я ему передам.

— Не корми его, я серьезно, наказание пойдет на пользу.

— С этого момента, — уверял я, — он на хлебе и воде. Представь меня Джорджем Кеннеди в фильме «Одинокие отважны».

Если я цитирую фильмы, которые Дженис не смотрела, или ссылаюсь на них, она прекращает разговор. Раздался щелчок в трубке, связь прервалась, как я и думал. Дженис вернулась в уютную атмосферу Мемфиса, понимая, что меня не переделаешь. Готов поклясться, моя девушка была уверена, что не пройдет и нескольких секунд после разговора, а я буду чесать, гладить и кормить кота. Однако я решил играть по правилам. Суровая любовь — девиз вечера. Несмотря на решительность и к несчастью для провозглашенного девиза, я не смог устоять перед чарами мяукающего вислоухого шотландца. В особенности перед голодным мяуканьем.

«Ты сегодня без ужина, — сообщил я коту, стараясь произносить слова четко и жестко. — Ты наказан. Я все сказал». Я искренне надеялся, что Нортон обидится, но он снова замурлыкал. Тогда я вспомнил пережитый ужас, отчаяние от мысли, что мой друг бродит один по улицам Нью-Йорка, одинокий, мокрый, напуганный. Представил фотографию кота на коробке молока с надписью: «Потерялся кот. Помогите найти!» С момента разговора с Дженис прошло семь секунд. «Хорошо, я дам тебе что-нибудь перекусить», — согласился я и сразу открыл банку с любимым лакомством Нортона, выложил угощение в миску и поставил перед котом. Нортон благодарно зачавкал.

Насытившись, кот подошел ко мне в попытке вернуть расположение, посмотрел в глаза и заурчал. «Этот номер не пройдет, — объявил я. — Я обещал быть строгим. Конечно, я не собираюсь морить тебя голодом, но дружить не стану». Потрясенный Нортон запрыгнул на кровать. Признаюсь, кот выглядел трогательным и беззащитным, поэтому я на долю секунды забыл обиду и погладил его по голове. Нортон воспринял мой жест как ослабление обороны и перешел к запрещенным способам воздействия, начал тереться носом о мою щеку. Обычно я таю от такой нежности, но не в этот вечер. «Прекрати, — сказал я и отодвинулся. — Меня не разжалобишь». Нортон перешел к ноге. «Это для твоего блага», — попытался объяснить я. У Дженис получалось убедительнее.

Мурлыканье становилось громче, а взгляд нежнее. Решительность таяла на глазах. Через несколько минут, когда кот повернулся на спину и пошевелил лапами, моя решимость стала не тверже пюре. «Ладно, — вздохнул я. — Иди сюда». От дисциплины не осталось и следа, я был безнадежен и полностью побежден. Отбросив сомнения, я чесал, гладил кота, говорил, что не обижаюсь за худший день в своей жизни, поскольку с ним все в порядке. Мы миловались достаточно долго, пока Нортон не понял: он полностью прощен и не должен впредь играть в прятки. Воцарился мир.

Я пошел на кухню, налил бокал заслуженного пива, затем вернулся к коту и сказал две фразы. Я попросил Нортона не рассказывать о моей слабости Дженис. Зачем ей знать все недостатки избранника. По взгляду кота я понял, он будет нем как рыба. Отпив пива, я очень тихо задал второй вопрос: «Где же ты был?» Нортон просто отвернулся от моего пристального взгляда. Через несколько секунд он снова посмотрел на меня, спокойно закрыл глаза и мгновенно заснул.