На смену живописи пришли портреты углем, и все члены семьи висели в ряд, такие растрепанные и закоптелые, словно только что вылезли из ларя с углем. В карандашных эскизах они стали выглядеть лучше, так как сходство с оригиналами было значительным, и волосы Эми, нос Джо, рот Мег и глаза Лори были объявлены «просто превосходными». За этим последовало возвращение к глине и гипсу, и похожие на страшные призраки слепки ее знакомых заполняли все углы комнат и валились с полок шкафов на головы домашним. В качестве живых моделей удавалось заманить соседских ребятишек, однако лишь до тех пор, пока их несвязные отчеты о таинственных манипуляциях мисс Эми не превратили ее в глазах окрестных жителей в некое подобие великанши людоедки. Ее усилия в этом направлении получили, однако, неожиданное завершение в результате несчастного случая, остудившего ее пыл. Из-за временного отсутствия других моделей она решила сделать слепок собственной прелестной ножки, и однажды вся семья была перепугана невероятным стуком и визгом, доносившимся из сарая, и, бросившись на помощь, обнаружила, что юная энтузиастка отчаянно скачет по сараю с ногой, крепко зажатой в кастрюле с гипсом, который затвердел с неожиданной быстротой. Освободить ногу удалось с большим трудом и не без опасности для здоровья, поскольку Джо так хохотала, расковыривая гипс, что нож вошел слишком глубоко и вонзился в бедную ножку, оставив долгую память об этом творческом опыте.

После этого происшествия Эми на некоторое время успокоилась, пока мания делать эскизы с натуры не заставила ее ежедневно отправляться на реку, в поле или в лес для «изучения натуры» и вздыхать по руинам, которые можно было бы срисовать. Она без конца простужалась, сидя на сырой траве и занося в альбом какой-нибудь очередной «восхитительный фрагмент», состоящий из камня, пня, гриба и сломанной ветки, или «божественную массу облаков», которая выглядела в ее альбоме как вспоротая перина. Она жертвовала своим прекрасным цветом лица, проводя жаркие летние дни на реке, где, сидя в лодке, «изучала свет и тень», и приобрела вертикальную морщинку на лбу, пытаясь найти нужный «угол зрения», или как там это еще называется.

Если, как утверждает Микеланджело[19], «гений – это вечное терпение», Эми вполне могла претендовать на обладание этим божественным свойством, ибо она упорно продолжала свои искания вопреки всем препятствиям, неудачам и противодействию, твердо веря, что со временем обязательно создаст нечто заслуживающее названия «высокое искусство».

Она с удовольствием училась и многому другому, так как решила стать привлекательной и образованной женщиной даже в том случае, если ей не суждено быть великой художницей. И здесь она преуспела больше, будучи одним из тех счастливо созданных существ, которые всем нравятся, повсюду заводят друзей и идут по жизни так легко и грациозно, что у менее удачливых людей возникает искушение поверить, будто такие баловни судьбы рождены под счастливой звездой. Ее любили все, потому что среди ее талантов была и тактичность. Врожденное чутье подсказывало ей, что будет приятно и правильно, поэтому она всегда говорила то, что нужно, тому, кому нужно, делала именно то, что было к месту и ко времени, и отличалась таким самообладанием, что сестры часто говорили: «Если бы нашей Эми пришлось отправиться в королевский дворец без всякой репетиции, то она все равно знала бы, что и как там нужно делать».

Главной ее слабостью было желание вращаться в «лучшем обществе», хотя оставалось не совсем ясным, какое именно общество «лучшее». Деньги, положение в обществе, светские таланты и изысканные манеры были предметом ее вожделений, и ей нравилось встречаться с теми, кто всем этим обладал. При этом она часто ошибочно принимала ложь за истину и восхищалась тем, что не заслуживало восхищения. Никогда не забывая, что она леди по рождению, Эми усердно культивировала свои аристократические вкусы и склонности, с тем чтобы, когда появится удобная возможность, она могла занять то место в обществе, которого сейчас лишала ее бедность.

«Миледи», как называли ее друзья, искренне стремилась стать истинной леди во всех отношениях и была таковой в душе, но ей еще только предстояло узнать, что ни за какие деньги нельзя купить утонченность натуры, что положение в обществе не гарантирует его обладателю благородства чувств и мыслей и что воспитанность человека чувствуется, несмотря ни на какие неблагоприятные обстоятельства, в которых он оказывается.

– Я хочу попросить тебя, мама, об одолжении, – сказала однажды Эми, входя в комнату со значительным видом.

– Да, маленькая, что такое? – отозвалась мать, в чьих глазах эта величественная юная леди по-прежнему оставалась «младшенькой».

– На следующей неделе наш рисовальный класс распускают на каникулы, и перед тем как девочки разъедутся, я хочу пригласить их провести один день у нас в гостях. Они все безумно хотят увидеть реку, срисовать разрушенный мост и другие здешние виды, которые понравились им в моем эскизном альбоме. Они во многих отношениях были очень добры ко мне, и я благодарна им за это, ведь все они богаты и знают, что я бедна, однако относятся ко мне как к равной.

– А почему бы им относиться к тебе иначе? – Миссис Марч задала этот вопрос с тем видом, который девочки хорошо знали и называли «видом Марии-Терезии»[20].

– Ты не хуже меня знаешь, что почти все подчеркивают эту разницу, так что не взъерошивай перышки, мама-курочка, когда твоих цыплят клюют более яркие птички. Гадкий утенок станет лебедем, ты же знаешь. – И Эми улыбнулась без всякой горечи, так как обладала веселым нравом и оптимистическим взглядом на жизнь.

Миссис Марч засмеялась и, успокоив свою материнскую гордость, спросила:

– Ну, мой лебедь, каков же твой план?

– Я хотела бы пригласить девочек к нам на второй завтрак, взять их прокатиться по тем местам, которые они хотели увидеть, а может быть, покатать и в лодке по реке, и устроить небольшой праздник на лоне природы.

– Вполне осуществимо. Что ты предполагаешь подать к столу? Пирог, бутерброды, фрукты и кофе – этого будет достаточно, я полагаю?

– Ах нет, конечно, нет! Нужны холодный язык, курица, французский шоколад, а кроме того, мороженое. Девочки привыкли ко всему этому, и я хочу, чтобы мой завтрак был приличным и изысканным, пусть я и зарабатываю себе на жизнь трудом.

– Сколько же девочек в твоем классе? – спросила мать более сдержанно.

– Двенадцать, но полагаю, что приедут не все.

– Помилуй, детка, да тебе придется брать напрокат омнибус, чтобы катать их по окрестностям!

– Ну что ты, мама! Приедут, вероятно, шесть или восемь – не больше, так что я найму небольшую открытую коляску и попрошу мистера Лоренса одолжить мне его «сырой жбан». – (Произношение слова «шарабан», излюбленное Ханной.)

– Все это обойдется очень дорого, Эми.