– Спасибо.

– Тебе нужно было овладеть навыками, позволявшими незаметно жить и работать, добывая секретные сведения. Работай спокойно и, самое главное, обо всем докладывай. Обо всем – это значит: работа, личная жизнь, все контакты, даже если кажутся случайными, – пояснил Минин.

– И даже…

– Про случайные любовные связи особенно, – снова перебил он, прочитав по глазам мой вопрос. – Работа у нас такая. Мелочей не бывает. Мы тебе доверяем, но ты должен всегда и во всем быть честен с Центром. Ты понял? – спросил Минин, глядя мне прямо в глаза.

– Понял, – четко ответил я.

Мы попрощались.

* * *

В тот день я плохо спал и проснулся еще до рассвета от лая собаки за окном. Я заварил чай и смотрел в окно на то, как медленно просыпается город. Анализировать вчерашний разговор с Мининым не было смысла, все сказанное им было, как всегда, четко и ясно. Но не думать об ответственности, которую на меня возлагали, было нельзя. Я посмотрел во двор на неуемную собаку, которая, кажется, боролась со своими демонами.

Как уже стало ясно из истории про солдатика-разведчика, в детстве я мечтал о собаке. Но эта тема зарубалась на корню – отец уже тогда то ли впрок, то ли чтобы я не расслаблялся, называл меня безответственным и обалдуем.

Как-то мы с мамой отправились на рынок за продуктами, тетрадями и другой канцелярией к первому сентября. Когда я засмотрелся на ручку с цветными чернилами, из-за прилавка раздался скромный рык. Мама, отсчитавшая нужное количество одинаковых зеленых тетрадок, подошла к продавщице. Я попытался заглянуть за прилавок. Милая женщина-продавец заметила мой интерес.

– Щенок там у меня. Прибился, не успела еще отнести к этим, которые животиной торгуют. – Продавщица наклонилась и подняла неуклюжий комок, резво вертевший головой в разные стороны. – Возьмете?

– Мам! – Не отрывая глаз от щенка, я вложил в эти три буквы все свое желание.

– Папа прибьет нас. Прежде всего меня, – ответила мама, но не удержалась сама и спросила: – Можно почесать его за ушком?

– Да я вам так отдам, за самую маленькую монетку. Чтобы у нас велось и у вас не свелось. – Продавщица сказала традиционную фразу. Не успела она договорить, как я уже протянул имеющуюся у меня монетку в 15 копеек.

«Жизнь удалась, и более ничего не имеет значения» – с таким выражением лица я тащил этого щенка домой. Я дал ему имя Мандел, в честь Нельсона Манделы. Отец живо интересовался политическими новостями и каждый раз, смотря новости про Манделу в программе «Время», говорил: «Мандел – это хорошо, Мандел сможет».

Известное дело, что не все щенки остаются маленькими… Но мы сорвали с мамой джек-пот! Мандел был щенком алабая – среднеазиатской овчарки, вес которой мог достигать 80 килограммов.

Отец не стал устраивать скандал, он спокойно заявил, что мы рехнулись, объяснил, что эта собака скоро вырастет больше нашей квартиры, и не забыл приплести то, что ответственного хозяина из меня еще не выросло и мне нужно научиться для начала отвечать за себя.

Решение судьбы Мандела было ненадолго отложено. Он ночевал в моей маленькой комнате рядом с кроватью. Иногда он начинал скулить, тогда я вылезал из-под одеяла, садился рядом с ним и начинал его успокаивать – гладить, чесать и шепотом объяснять, что если он будет шуметь, то нас разлучат.

И хотя мне удавалось успокаивать его ночами напролет, нам все же пришлось расстаться. Мандела увезли жить к бабушке на дачу. Мы виделись с ним очень редко. Там он и прожил всю свою долгую жизнь. О его смерти я узнал в первый месяц обучения в ГРУ.

Время: 2011 год

Место: неизвестно

…Меня хотели сломать психологически, а не физически. Это я понял сразу. Держа мозг в постоянном напряжении, я не давал сознанию отправиться в свободное плавание. Главное для меня было – не сойти с ума и сохранить адекватность.

Только что замученный на моих глазах человек, застреленный в кадык, был вторым по счету. До него был бедолага, которому разрезали брови.

Голыми нас посадили напротив друг друга, загнули ноги под сиденья стульев и крепко привязали. Расстояние между нашими лицами было не больше 15 сантиметров, так что я чувствовал зловонный запах, идущий изо рта этого китайца. Пара крепко сбитых палачей стали плотно сжимать руками снизу вверх его ноги, потом туловище, медленно поднимая его кровь к голове. На уровне, где начиналась грудная клетка, плотно завязали жгут, придав телу форму восьмерки. Верхняя часть тела жертвы стала быстро краснеть, а через пять минут ему надрезали брови, и фонтан крови забрызгал мне на лицо и плечи. Китаец орал, увеличивая артериальное давление и заливая меня своей кровью. Умер он быстро. Мое голое тело было полностью покрыто его кровью. Меня связали и снова бросили в «каменный мешок» с крысами. Всего за время допросов меня бросали туда 13 раз. И с каждым разом я был все слабее и слабее…

Время: 2004 год

Место: Москва

– Ты как, пап? – Когда город проснулся и наращивал шум, я решил набрать отца.

– А чего это ты вдруг решил справиться обо мне?

– Пап, не начинай. Я всегда волнуюсь за тебя и за маму.

У нас с отцом всегда были непростые отношения. Его методы воспитания очень тщательно скрывали его любовь ко мне. Я любил его сильно и безоговорочно, но форма нашего общения практически никогда не давала этому проявиться.

– Не зря, что ли, говорят… – Отец вдруг замолчал.

– Что говорят? – Я почувствовал его волнение.

– Что родственники на расстоянии что-то чувствуют. Или ты по делу какому-то звонишь?

– Да просто так звоню, пап, говорю же.

– Представляешь… У меня Паркинсон.

Я не раз слышал о болезни Паркинсона. В основном, конечно, потому, что ею страдали известные люди: Мохаммед Али, Иоанн Павел II, Сальвадор Дали. В разных источниках я читал о том, что эта болезнь преследовала и Адольфа Гитлера.

Я сразу позвонил в Хабаровск дяде Илье – знакомому медику нашей семьи, как раз неврологу, и попросил рассказать о Паркинсоне.

– А сколько отцу сейчас? – спросил он.

– 54.

– Ну, чаще попозже, конечно, начинается…

– Она лечится? – Это был мой главный вопрос.

– Паркинсон медленно и неуклонно прогрессирует. Существует множество способов и вариантов тормозить его развитие и облегчить его течение. Но, увы, Леш, он неизлечим.