Археологам, изучающим доисторическое время, приходится восстанавливать эти давние события только по своим находкам и сохранившимся строениям. Разглядывая витрины с наконечниками стрел, девочки сошлись на том, что этим бедным пещерным детям, у которых не было ни приключенческих книг, ни даже детских стишков, крупно не повезло. Сами они со второго класса не могли уснуть, если не прочтут в кровати несколько страниц «Тайны черных джунглей» или «Маленьких женщин».

— Бедняжки! Как же они жили без книг?! — воскликнула Элиза.

— Тсс! Тише! — прошептала Приска, показывая на няню, которая сидела снаружи в саду. Инес тоже в детстве не могла наслаждаться приключениями Сандокана и Янеза или Джо Марч, хоть она и не пещерная.

По дороге домой няня вдруг остановилась и посмотрела на девочек очень серьезно.

— Вы должны научить меня читать и писать, — сказала она. — Тогда я смогу расписываться в журнале и писать письма маме.

Приска и Элиза, которые всего два года назад с легкостью овладели азбукой в школе, решили, что без труда научат кого-то сами. Но для начала им надо было найти время и место для уроков. Дома Инес была всегда занята уборкой или готовкой. У нее и минутки свободной не было, и Приска знала, что мама не очень-то обрадуется, если Инес вдруг бросит все ради того, чтобы немножко пописать в прописях. По воскресеньям Инес с Антонией выходили в город. Они шли в церковь, а потом прогуливались с другими служанками по проспекту. А Приска с Элизой в этот день обычно ездили за город с бабушкой Мариуччей и дядями. Оставалось только время послеобеденной прогулки, с четырех до половины шестого, которое учительницы и ученица могли провести в музее или музейном саду, где им никто не мешал. Обычно в такое время других посетителей не бывало, а насчет Филиппо можно не беспокоиться: он-то точно никому не разболтает.

Инес стеснялась сторожа, поэтому они выбрали для занятий уединенный уголок, за лимонным деревом и пальмами, под статуей безносого императора в латах и короткой плиссированной юбочке. Сесть можно было на сломанную колонну или мельничный жернов и писать на алтаре египетской богини Бастет с головой кошки.

Перед выходом Приска сунула в коляску к Филиппо, под вязаное одеяльце, старую тетрадку, где осталось несколько чистых страниц, и коробку карандашей. Элиза принесла букварь для первого класса.

— Давайте пропустим палочки и перейдем сразу к буквам алфавита, — предложила Элиза. — Инес уже взрослая, и пальцы у нее не такие неловкие, как у первоклашек.

Но нянины пальцы — которые так ловко штопали, вырезали из газет кружевные салфеточки для кухонных полок, проглаживали складки парадной рубашки адвоката, стирали пыль с дорогущих хрустальных безделушек в гостиной и вязали крохотным крючком с самой тонкой нитью, — стоило им взять карандаш, становились неуклюжими и деревянными и карябали как курица лапой.

Пьедестал у статуи был разбитый и ободранный, но на нем можно было различить такие слова:

CONSVL DESIGNATVS[4]

Они были не написаны, а выгравированы тонким резцом по изъеденному временем мрамору.

— Давайте попробуем так: положим сверху листок бумаги, и Инес будет обводить буквы, — предложила Элиза.

— А что там написано? — недоверчиво спросила Инес.

— Я не знаю, — ответила свежеиспеченная учительница, — это, наверное, на латыни.

— А вдруг это ругательства? Я не хочу учиться писать непонятно что, — возразила няня.

— Тем более такие буквы не годятся. Они печатные. Сначала надо научиться письменным, — заметила Приска.

Инес никак не могла понять, почему в тетрадках надо писать буквы не так, как в книгах.

— Это же двойная работа! — бурчала она.

Прошло немало дней, прежде чем девушка, сжимая вспотевшими пальцами карандаш, смогла написать «Оса», самое простое слово, какое могла придумать Приска.

А пока каждый день Инес приходилось сгорать со стыда, рисуя новый крестик в журнале посетителей. Филиппо, который в то время еще был сущим ангелом, мирно лежал в коляске, а если вдруг и начинал хныкать, то стоило одной из учительниц покачать его, он тут же успокаивался и снова принимался играть со своим серебряным бубенчиком.

Еще через несколько дней няня сумела написать: «Инес Лорига» и на следующий же день вместо крестика гордо вывела в журнале музея свои инициалы, как все нормальные посетители.

С этого момента она начала быстрее усваивать и чтение. Фразы из букваря, сочли обе молодые учительницы, для нее слишком просты, они для шестилеток. «Лара мала. Мама мыла раму».

Какое Инес дело до рамы, до Лары и вообще? Так что Приска решила: пусть лучше Инес учится по какой-нибудь более увлекательной книге, скажем, «Хижине дяди Тома» или «Маленьким женщинам». Ради того, чтобы узнать, удастся ли бедной невольнице Элизе переправиться через разлившуюся реку, балансируя на льдинах, и сбежать от преследовавших ее коварных работорговцев или примет ли Мег предложение профессора Брука, Инес придется волей-неволей быстро расшифровывать эту вереницу букв, которые теснятся в ряд и составляют слова.

Элиза и Приска очень гордились успехами Инес.

В один прекрасный день служанка заявила, что готова написать пресловутое письмо маме. На марку денег не было, потому что вся зарплата Инес отправлялась в Озуни, но Элиза попросила у дяди Бальдассарре одну штучку с его письменного стола.

Ей даже не пришлось объяснять, зачем ей марка.

В доме Маффеи было не принято совать нос в чужие дела. Приска и Элиза последовали этому хорошему примеру и, даже не заглядывая в письмо своей ученицы, опустили его в почтовый ящик.

Прошло три дня. Инес гладила белье — и вдруг ни с того ни с сего как хлопнет себя по лбу да как разревется. Она вспомнила, что мама тоже безграмотная и все равно не сможет прочесть ее письмо. Столько трудов впустую!

— Ладно тебе, не расстраивайся так. Мы попросим дядю Леопольдо отвезти нас в воскресенье на машине к тебе в деревню, — утешала ее Элиза, — и ты сама лично расскажешь своей маме все, что написала в письме.

— А лучше прочитай ей письмо вслух. Тогда она увидит, что ты умеешь не только писать, но и читать, — добавила Приска.

Но с обратной почтой пришло письмо от озунского приходского священника, которого все безграмотные жители деревни использовали в качестве писаря. В письме говорилось, что мама Инес серьезно больна и, если дочь хочет застать ее в живых, ей следует немедленно приехать домой.

На следующий же день адвокат Пунтони отвез няню в деревню, где она едва успела в последний раз поцеловать мать и проводить ее в последний путь., Теперь Инес осталась одна-одинешенька. Она вернулась в Лоссаи вся в черном с головы до ног, но синьора Пунтони сразу же велела ей переодеться и снова облачиться в голубое платье.

— Траур будешь носить в воскресенье, когда у тебя выходной, — сказала она ей. — Не гигиенично заниматься маленьким ребенком в одежде, которую нельзя постирать.