В пределы крепостных стен Тятя и Охацу допущены не были — им отвели покои в храме возле лотосового пруда на западном склоне горы. Княжны проделали долгий путь нарочно для того, чтобы осмотреть замок, но в отсутствие Нобунаги его приближённые предпочли держать их подальше от святая святых. Разумеется, девочки были родными племянницами хозяина, но кое-кто видел в них дочерей и наследниц его врага.

Два дня сёстры провели у подножия замка, а на третий, в сопровождении той же свиты, решили наведаться в храм на Тикубудзиме, Бамбуковом острове. Путь туда лежал через Нагахаму, и мысль о том, что придётся пересечь земли Хидэёси, была отвратительна Тяте. Однако, прослышав, что князь Оми тоже пошёл воевать Хонгандзи, девочка немного успокоилась. В конце концов, некогда этими угодьями владел её отец, и каждое деревце, каждая былинка будут пробуждать в её душе сладостные воспоминания…

К вечеру второго дня путешествия процессия прибыла в деревеньку, что стояла в двух ри от замка Нагахама. Дальше нужно было плыть на лодке. Тятя и Охацу, опасавшиеся морской болезни, тотчас опустились на ложе, приготовленное на дне посудины, и проспали до рассвета, а пробудившись, увидели прибрежные рифы Бамбукового острова. Швартовы крепко держали лодку, и вскоре обе княжны уже поднимались, время от времени останавливаясь передохнуть, по каменной лестнице к храму на вершине скалистого острова. Там они заночевали, а на следующий день снова был поднят парус, и лодка заскользила к деревушке, из которой они отплыли две ночи назад. Погода стояла ясная, и на этот раз около полудня княжнам удалось рассмотреть вдали, на другом берегу озера Бива, замок Нагахама.

Пока Тятя пристально вглядывалась в ту сторону, Фудзикакэ задумчиво проговорил:

— Всё как прежде. Гора Ибуки, облака над вершиной…

— И только этот замок портит вид, — буркнула Тятя.

Фудзикакэ поспешно сделал ей знак замолчать и пожурил:

— Что за неразумные речи, барышня!

Сидевший рядом Такацугу притворился, будто ничего не слышал.

О чём он думал в тот момент? — гадала Тятя. Ведь кузен наверняка должен ненавидеть род Асаи точно так же, как она ненавидит Хидэёси, и в прежние времена он с такой же неприязнью должен был смотреть на замок Одани, с какой сейчас она, Тятя, смотрит на Нагахаму. Вдруг девочка почувствовала на себе взгляд, украдкой брошенный Такацугу, и у неё невольно вырвалось:

— Когда-то эти земли принадлежали Асаи, а ещё раньше — Кёгоку, да?

Она хотела польстить двоюродному брату, но, едва эти слова слетели с губ, разозлилась на себя за то, что стремится завоевать расположение наследника могущественного рода, пусть и пришедшего ныне в упадок.

Однако Такацугу, который сидел, в соответствии с правилами приличия прижав ладони к коленям, равнодушно произнёс:

— Эти земли не принадлежат никому. Кланам Асаи и Кёгоку они были дарованы лишь во временное владение. Точно так же ими сейчас владеет господин Хасиба.

Тятя вгляделась в бесстрастное лицо кузена и полюбопытствовала:

— Кем же они были дарованы?

— Господом, — просто ответил Такацугу.

Для Тяти было новостью узнать, что в этой стране чем-то распоряжается какой-то «господь». Она не поняла смысла ответа.

— Значит, вы не питаете ненависти к тем, кто уничтожил ваш клан? — осторожно спросила девочка.

— Княжна! — охнул Фудзикакэ и быстро огляделся — нет ли поблизости чужих ушей.

— Меня учили не питать ненависти к людям, — сказал Такацугу тоном хорошо образованного и воспитанного молодого человека.

— Кто же вас учил? — не унималась Тятя.

— Господь наш Иисус.

Имя этого иноземного бога Тятя уже слышала, но не знала, что он учит таким вещам. Внезапно всё её естество взбунтовалось против кузена, она начала пронзительно смеяться и смеялась до тех пор, пока Охацу не воскликнула:

— Сестрица, вы ведёте себя странно!

Тятя с трудом напустила на себя серьёзный вид, но одного взгляда на невозмутимый профиль Такацугу ей было достаточно, чтобы снова прыснуть от смеха.

По возвращении в Киёсу Охацу рассказала старшей сестре, что их двоюродный брат перенял христианскую веру у португальских миссионеров.

— А я вот ни за что не стану католичкой, — добавила она с глубочайшим презрением.

— Братец обратился в эту веру, потому что его клан уничтожили. Иначе ему пришлось бы ненавидеть слишком много людей, — встала на защиту кузена Тятя. — Когда начинаешь кого-нибудь ненавидеть, дело заканчивается тем, что уже весь мир вызывает у тебя ненависть!

В седьмом месяце следующего года Тятя и Охацу снова отправились в замок Адзути, строительство которого было наконец завершено. Верная себе О-Ити в очередной раз отклонила приглашение Нобунаги и выслала вместо себя дочерей.

Знатные самураи съезжались со всех концов страны полюбоваться новой цитаделью.

Удзисато Гамоо, воеводе двадцати трёх лет на службе у Нобунаги Оды, было поручено провести племянниц хозяина по крепости. Княжны посетили центральный дворец, резиденцию дяди, и бесчисленные пристройки, но главной достопримечательностью была семиярусная укреплённая башня-тэнсю. На втором ярусе располагались зал приёмов, покои, в которых Нобунага уединялся для решения задач государственной важности, и множество гостиных. Стенные панели и створчатые ширмы там были украшены чудесными росписями на позолоченном фоне, рамы фусума[36]покрыты чёрным лаком, а потолки и опорные столбы — узорами, в которых сочетались зелёный, жёлтый, красный, чёрный и белый цвета. Живописное убранство покоев третьего яруса состояло из искусных изображений цветов, птиц, отшельников и лошадей. Четвёртый ярус был отведён драконам и фениксам. На пятом никаких произведений художества не имелось. На галерее шестого столбы блистали алым лаком, а во внутренних помещениях опоры, снизу доверху золочёные, несли на себе лики десяти последователей Будды и картины, запечатлевшие этапы пути Учителя к просветлению. Седьмой же, последний, ярус был вызолочен вдоль и поперёк, а на опорных столбах, потолке и стенных панелях с величайшим тщанием выписаны драконы, древние правители и правительницы, а также десять учеников Конфуция. Замок, ко всему прочему, имел цельностальные ворота, получившие название Врата Чёрного Золота, а участки стен около них были двойной каменной кладки.

На подступах к замку с утра до ночи царило оживление. Каждый день мерялись силой борцы сумо, а по вечерам устраивались огненные потехи.

После осмотра крепости Тятя удостоилась аудиенции в церемониальных покоях дворца. Гордился ли Нобунага красотой племянницы и по этой ли причине хотел представить её своим приближённым — кто знает. Так или иначе, аудиенция проходила в присутствии изрядного числа высокопоставленных воинов. Все приветствовали Тятю с почтением, на которое вправе рассчитывать племянница верховного правителя, и только Удзисато Гамоо, тот самый, кому было поручено показать княжнам замок, держался совсем по-другому. Этот молодой круглолицый самурай, высокий ростом, статный и дородный, взглянул на девушку как на давнюю знакомую и непринуждённо осведомился, не слишком ли утомила её прогулка по крепости. В его поведении не чувствовалось ни высокомерия, ни дерзости, и в то же время в нём недоставало той придворной учтивости, какую неизменно проявляли по отношению к княжне Асаи все прочие воины. Тяте с детства было знакомо имя Гамоо — его носил влиятельный клан из провинции Оми. И теперь представитель этого клана стал единственным человеком, перед кем Тятя невольно опускала глаза. Она и сама не знала, почему робеет в присутствии Удзисато — возможно, оттого, что он принадлежал к прославленному роду, который прошёл через все междоусобицы Эпохи воюющих провинций и ни разу не пустил захватчиков на свои земли. Когда Удзисато удалился, мастер чайной церемонии, сидевший рядом с Тятей, шепнул ей, что среди молодых воинов из окружения Нобунаги этот подаёт самые большие надежды.