В детстве я все не могла понять, почему у такого вкусного пирога такое неприятное название. Вот «шарлотка» – красивое, вкусное. И «тирамису» тоже. Наверное, рассуждала я, пирог ревнует к шарлотке, ее-то на каждом шагу едят. И хотя по вкусу Ревнивый очень похож на яблочный, я любила его гораздо больше яблочного. Так что совершенно напрасно он ревновал.

Несколько раз в неделю бабушка «выходила в свет». По такому случаю она делала укладку и надевала крупные янтарные бусы. Задрав подбородок и старательно изображая чопорную леди на променаде, бабушка пересекала Преголю по Юбилейному мосту и, пройдя Рыбную деревню насквозь, попадала в удивительный мир супермаркета. И даже клетчатая сумка-тележка нисколько не портила ее образ.

Поход за продуктами был для нее не просто приятной обязанностью, а чем-то вроде хобби. Она ходила туда с таким же увлечением, как в библиотеку, и подолгу изучала содержимое каждой полки. Продавщицы с ней любезничали – подозревали, видно, в тайной связи с обществом защиты прав потребителей.

Я не могла разделить с бабушкой радость покупок. Узкие торговые ряды, забитые под завязку полки надвигались со всех сторон. Я терпела, боролась с клаустрофобией, но бабушка заметила и сказала, что мне вовсе не обязательно ходить в магазин, она справится сама, ей это будет даже приятно. А меня по дороге домой грызла совесть за то, что я такая больная и бесполезная.

Суббота была ее любимым днем: с утра она ходила в магазин, а после обеда – в школу компьютерной грамотности для пенсионеров, которую открыли в библиотеке. До компьютеров бабушке не было никакого дела – она ходила туда, потому что школа привлекала продвинутых пенсионеров, тех, кто не сдался на милость лекарств и передач по телику. Такие ребята бабушке нравились – они могли продержаться целый час, не разговаривая о врачах и болячках. (Старушек, оккупировавших все скамейки на острове Канта, хватало от силы минут на пять, бабушка засекала.)

– Как хорошо, что ты приехала, а то уж и на танцы не с кем пойти. Кого ни позову, у всех радикулит!

По вечерам мы, как настоящие английские леди, садились у камина, пили ромашковый чай из фарфоровых чашек и читали, обмениваясь отрывками и впечатлениями. У нас был свой маленький книжный клуб, и, надо сказать, пледы и книги с лихвой искупали тот факт, что камин у нас был воображаемый.

Рядом с бабушкой, под ее теплым понимающим взглядом, я потихоньку проваливалась в детство. Бабушка словно припрятала его в коробке с овсяным печеньем, и с каждым кусочком я становилась младше. Мне нравилось это ощущение – как будто изнутри тебя укутали мягким одеялом.

У бабушки в гостиной происходили удивительные вещи. Однажды вечером с потолка стало накрапывать. Поначалу робко и виновато, потом смелее. Капли набухали и шлепались на пушистый ковер, а на их месте тут же вызревали новые.

Убедившись, что мне не мерещится, я сказала:

– Бабушка, у нас потолок протекает.

Бабушка надела другие очки и уставилась на странную капель.

– Опять? – Она вскочила так резво, словно помолодела лет на двадцать, и рванула на кухню. – Ну точно!

С досады она звонко хлопнула себя по бедру и прокричала куда-то в вентиляционное отверстие:

– Изверги! Почините кран!

Изверги стыдливо молчали, и бабушка Надя, набросив поверх домашнего платья кардиган, решительно двинулась на верхний этаж, чтобы задать там всем хорошую трепку. В ее успехе я ни минуты не сомневалась.

– Припугнула, – сказала она, вернувшись. – Второй раз уже заливают, ну ты представь!

Я сочувственно покивала, и мы печально воззрились на мокрое пятно. Потолок немного пожелтел и пошел мелкими волнами.

– Ладно, – бабушка зевнула и по-кошачьи поерзала, устраиваясь поудобнее среди подушек. – Будем считать, что какой-то колдун наслал на нас дождь.

Пятно мы, конечно, сохранили – для истории. Как доказательство существования потусторонних сил. Будем рассказывать гостям, что у нас пятно как в «Кентервильском привидении» – сколько ни выводи, наутро появляется вновь.

– Не понимаю, почему люди не умеют меняться телами!

Бабушка Надя всегда задавала очень правильные вопросы.

Из-за артрита у нее сильно опухали ноги, и она ужасно расстраивалась, что придется пропустить компьютерную грамотность, выставку в библиотеке и танцевальный вечер для пенсионеров.

– До следующих танцев я могу и не дожить! – сокрушалась она, с силой выдавливая из тюбика пахучую мазь и натирая колени. – Не одолжишь мне в пятницу свои здоровые стройные ножки?

– Забирай! – разрешила я, и бабушка коварно захихикала.

Откуда у нее это неубиваемое желание танцевать, шутить, ходить на выставки? Меня хватало только на то, чтобы переворачивать страницы. Паника выкачала из меня все, оставив лишь мучительное ожидание нового приступа.

Лекарства, шаги, стишок, чтобы переключить внимание, – все это давало передышку, но в глубине души я никогда не забывала, что паника по-прежнему там, дремлет, свернувшись по-змеиному вокруг сердечной мышцы. Одно неверное движение – и она пробудится и вопьется в сердце.

Если бы только бабушка знала, каково это – быть в моем теле, она бы сразу передумала меняться.

Когда у нее не болели ноги, мы ходили гулять по острову Канта. Бабушка называла его островом каштанов. Там было столько воздуха и неба, что я начинала дышать глубже и на время тревога сменялась легкостью.

Однажды во время прогулки бабушка сказала, что мне пора искать друзей, а то что за развлечение – вечно с бабушкой.

– Вот в нашей библиотеке есть книжный клуб для старшеклассников. Сходи!

Промелькнуло: а что, я всегда хотела вступить в книжный клуб. С другой стороны, общаться с людьми в моем состоянии – не лучшая идея. Да и проводить время вдвоем с бабушкой мне нравилось.

Бабушке это было непонятно: вся ее жизнь вращалась вокруг библиотеки – выставки, поэтические чтения, чаепития, компьютерная грамотность, встречи, беседы. Со студенческих времен она ходила в эту библиотеку.

– Зря ты, Шуля! Такие хорошие ребята, тебе с ними будет интересно! Хочешь, я тебя отведу и познакомлю?

Не хватало еще, чтобы, как в детстве: «Ребята, возьмите Сашу в игру!» Сплошное унижение. Ну не умею я общаться с людьми, с этим надо просто смириться.

С подругами мне всегда не везло, с тех пор как пятилетняя девочка Оля, с которой мы познакомились в Турции на мини-дискотеке, забирала себе мои любимые вещи и гоняла меня за колой. Мама очень рассердилась, когда узнала. Сказала, что настоящий друг не станет тобой помыкать. Но девочки, с которыми я действительно хотела дружить, уже были заняты, и мне доставались те, кто умел дружить только Олиным способом. Так что я никогда не была ничьей лучшей подругой.

Бабушка не оставляла попыток заманить меня в книжный клуб. Назывался он «У белого камина» – библиотека занимала чудом уцелевший во время войны трехэтажный особняк XIX века, внутри которого жили удивительные вещи: цветное витражное стекло, резные перила на лестнице, старинное пианино с подсвечниками и этот самый камин, давший название клубу.