– Верно, – подхватила мать. – Ты обратила внимание, сколько магазинов предлагают готовые обеды ко Дню благодарения? В праздник с утра можно купить обед, а перед подачей на стол разоГрегь. Насколько я знаю, на всей улице только у нас в День благодарения домашний обед.

– Ничего удивительного, – поддержала ее тетка, с явным облегчением вновь ощутив себя в своей тарелке. – Самое возмутительное, некоторые заявляют, будто у них нет времени готовить. Можно подумать, у нас в сутках двадцать семь часов.

Ну, все, понеслось…

– Люди в наши дни не отличают важные вещи от пустяков. Бегут в магазин, покупают готовые обеды да еще, бьюсь об заклад, сервируют их на картонных тарелках, а после удивляются, с чего их дети пристрастились к наркотикам.

Оставляю родственников докапываться до причин критической ситуации с наркоманией. Это у матери с теткой не от бедности воображения, не от недостатка образования или отсутствия всякой надежды, это даже не крик о помощи, это вопль об уважении к обеденным традициям.

– Ты права, Тереза. Как печально… Остается надеяться, Саманта ценит уклад семьи, в которой родилась и выросла.

Вы даже не представляете, до какой степени, тетя Марни.

– Надеюсь, да, – согласилась мать, скромно потупившись.

– Да-да, конечно, мама, я ценю наш уклад. – К счастью, ни мать, ни ее сестра не уловили иронии в моих словах. – Должна признать, сегодня вы превзошли себя в приготовлении картофельного пюре. Оно восхитительно. – Капитулировать, так с хорошей миной, простите за каламбур.

– Все дело в сметане, – посвятили они меня в тайну. Ах – ах, как ошеломила меня эта новость. – У тебя ни за что не получится хорошего картофельного пюре, если не добавишь настоящую сметану. Не молоко, а именно сметану. И настоящее масло. Иначе не стоит и возиться.

– Да, иначе никакого смысла, – подтвердила тетка. – С тем же успехом можно открыть коробку сухого порошка, добавить воды и считать это картофельным пюре, а затем плюхнуть на картонную тарелку и назвать обедом.

Кивнув, я съела еще пюре.

– Саманта, у тебя, кажется, кончился шпинат. – Мать взяла салатницу и протянула мне. – Шпината много. Угощайся.

До того как средства массовой информации открыли бактерии, мытье посуды составляло самую простую часть Дня благодарения, и здесь мой вклад и общее дело даже поощрялся.

Но так было прежде. Первую ошибку я допустила, когда, вытащив рулон фольги из выдвижного ящика, принялась заворачивать индейку, не вымыв предварительно рук стоявшим на страже нашего здоровья антибактериальным мылом, бутылки с которым мать размещает везде, где есть раковины. Разве мне не известно, что на немытых руках может оказаться сальмонелла, чьими бациллами я сплошь засыплю фольгу и индейку? Робкая попытка разрядить обстановку – я напомнила матери, что она шесть десятков лет обходилась без антибактериального мыла и все еще жива, – ей не понравилась. Тогда я попыталась воззвать к логике: даже моих скромных знаний о сальмонелле хватает, чтобы утверждать: вы не можете заразить ею индейку, скорее индейка вас ею наградит. Мать убедить невозможно.

– Саманта, это же нетрудно – вымыть руки. Нужна всего минута. Исследования показали – это наиболее эффективный способ избежать заражения сальмонеллой.

Спорить смысла не имело. Услышанная матерью фраза «исследования показали» означала одно: Господь лично провел опыты и перепроверил результаты.

Я вымыла руки, помогла, чем смогла, но, в конце концов, все-таки пришлось освобождать помещение. Все видимые поверхности сбрызнули антибактериальным спреем: Бог знает, какой опасности подвергались мои легкие, вдыхая частицы просроченного аэрозоля. Я вышла глотнуть свежего воздуха и заодно курнуть.

После обеззараживания кухни мы с азартом приступили к «Яхтци». Не знаю, почему мы всегда играем в «Яхтци» в День благодарения. Для меня это нечто само собой разумеющееся, вроде земного притяжения. Стандартная «Яхтци» не требует особой стратегии: здравомыслящий человек за несколько секунд просчитает возможные ходы противников.

Однако за столом собрались не здравомыслящие люди, а носители моего генетического кода. Партия следовала за партией. После каждого броска костей мать и тетка скрупулезно изучали листок с подсчетом очков. Во время игры полагалось хранить гробовое молчание – раскрывать рот имел право только водящий. Вот пример настоящей техники безопасности – риск возникновения интересной беседы снижался до нуля.

Вечер подходил к концу, скоро уходить, сосредотачиваться на игре становилось все труднее. Мыслями я невольно возвращалась к другому вечеру, который полагала худшим в своей жизни, что, учитывая некоторые достопамятные вечера, можно считать своеобразным рекордом.

Ту фразу Грег бросил небрежно, доедая обед в моей новой квартире. В моей первой квартире. У него даже не хватило совести изобразить волнение или потупиться. Спустя несколько лет в ушах все еще звучат его слова: «По-моему, нам пора поменять партнеров. Не хотим же мы преждевременно превратиться в старичков-супругов!» Заявление сопровождалось широкой улыбкой и подмигиванием. Я тоже расплылась в улыбке и выдавила нечто, сошедшее за членораздельную речь и безразличие к его предложению.

Грег позвонил через пару недель, причем держался так, словно уезжал на каникулы. Приняв игру, я стала вести себя также, когда он звонил или когда мы встречались. Сначала не хотела показывать, как мне больно, затем начала надеяться, что однажды мы вновь будем вместе, и постепенно Грег превратился в доброго приятеля, настоящего друга, всегда готового помочь с переездом или отвезти в аэропорт, а этим поневоле начинаешь дорожить.

Я ходила на свидания, влюблялась в других мужчин, почти приняла два предложения руки и сердца, но в решающий момент, когда требовалось сказать «да» и кардинально изменить жизнь, не могла себя принудить: я не представляла, как через пятьдесят лет сяду завтракать с этим человеком. Каждый раз, когда заканчивался очередной роман, меня тянуло к Грегу. Не то чтобы я с этим не боролась, но быть рядом с Грегом – все равно, что сбросить тесные туфли, пробегав в них целый день, тогда как общение с другими парнями вызывало напряжение. Я продолжала знакомиться, но чем старше становилась, тем больше романтические свидания смахивали на интервью на вакантную должность, ничуть меня не прельщавшую.

У Грега долгое время не возникало серьезных связей. Он пользовался женщинами, как я – сигаретами. Два года назад появилась Кейси, можно сказать, его сестра-близнец или Грег в юбке. После четвертого свидания они стали жить вместе. Я виделась с Грегом все реже и реже и внутренне готовилась получить приглашение на свадьбу. Но около года назад, почти в день второй годовщины их совместной жизни, Грег позвонил мне и спросил, как я отнесусь к предложению поесть пиццы после работы.

Все было очень мило, совсем как раньше, и после нескольких кружек пива Грег признался, что Кейси от него ушла. О подробностях он умолчал, что меня не особенно удивило: нам всегда было о чем поговорить, но некоторые вопросы я по опыту предпочитала спускать на тормозах.