— Да, верно, — снова вздох и грустная улыбка: как же не хочется об этом говорить, — не доучилась я, замуж вышла, муж был против.

— Против чего, учёбы?

— Ну да, но ничего страшного, всё хорошо. Мне нравится, кем я работаю, у нас коллектив замечательный, не всем же быть инженерами и экономистами? Правда?

— Правда, деточка, но ты была очень талантлива, а муж твой дурак, уж, прости господи, что так говорю, но что значит: “был против учёбы”? Ученье — это свет, знаешь ли! — учитель снова посмотрела на Аню.

— Ну, он человек хороший, и у нас всё есть: и квартира, и машина…

— Ох, да разве ж это показатель счастливой жизни? Ну да ладно, сами уж там решаете, что вам советы старой бабки, — и, помолчав секунду, тут же переключилась на другую тему. — Анечка, я всё смотрю на тебя и не могу понять: ты губы, что ли, накачала?

— Нет, — ответила торопливей, чем хотелось бы, и ничего другого с ходу не смогла придумать как: — это аллергия у меня, съела в поезде печенье какое-то новое, вот и опухли губы… ну вот мы и пришли! — слава богу, эта тягостная беседа подошла к концу. Врать она не любила и не умела.

Они остановились у входа в подъезд, где жила бывшая учительница. Аня протянула женщине сумки.

— Ах да! Спасибо, Анечка, что помогла! А про губы — это хорошо! Терпеть не могу эти пельмени, понимаешь? Сейчас даже школьницы их умудряются делать, фу-у-у, губошлёпки, и куда смотрят родители, эх… ну так что? Зайдёшь на чай? Сергей Петрович до шести на работе, есть время ещё поболтать…

— Нет, спасибо, хочу поскорее увидеть маму, соскучилась. Пять лет не видела.

— Ох, ну тогда конечно! Беги! Не забывай про Марину Юрьевну, приходи в гости!

— Спасибо! Обязательно! До свидания!

— До свидания!

Подъезд, ещё один, поворот за угол и вот её родной дом. Старенькая пятиэтажка, и ничего за эти годы так и не изменилось. Первый подъезд. Вбежала на третий этаж с багажной сумкой и даже не запыхалась. Ключи по пути вытащила из почтового ящика. Мама себе не изменяет, надо отчитать: совсем небезопасно в наше время так оставлять ключи. С внутренним волнением и трепетом открыла дверь. Тут же окутали знакомые родные запахи. В квартире пахло вареньем. М-м-м! Малиновым. Аня тихонько вошла и прикрыла за собой дверь. Включила свет в коридоре и негромко крикнула.

— Эй, дома есть кто-нибудь? Дочь родную будет кто встречать или нет?

На кухне тут же забренчала посуда и раздались шлёпающие шаги. Мама, такая родная, в домашнем халате, выглянула из-за угла.

— Доченька? — сначала подслеповато прищурилась, а потом, всплеснув руками, понеслась навстречу обниматься. — Аня!

— Ма-а-ам!

Они долго стояли в молчании, прижимаясь друг к другу, и даже умудрились немного поплакать. Не обнимать пять лет маму — это очень много. Больше себе такого позволить Аня не могла. Когда эмоции наконец улеглись, девушка прошла в дом. Переоделась, приняла душ и шагнула на кухню, туда, откуда доносились ароматные запахи.

Двухкомнатная квартира досталась маме в ту пору, когда Ане с Андреем пришлось расширяться после рождения дочери, свекровь отказалась жить в одном доме с вечно плачущим малышом. Денег на тот момент не было у обоих, и вовремя выручила мама, которая предложила продать в их городке “четырёшку”, купить себе квартиру меньше, а детям помочь с деньгами. Аня отказывалась от этого предложения наотрез, так как та квартира была единственным оставшимся об отце воспоминанием. Но мама втихую провела сделку, и дочь оповестила обо всём уже по факту. Как потом выяснилось, ей в то время очень активно помогал с документами и продажей Андрей. Гад ползучий!

— Ну как ты? Рассказывай! — мама с тревогой вглядывалась в лицо. — Вид какой-то уставший, худенькая совсем стала, что, денег нет? Что-то случилось? Почему ты приехала? Где Машка? С ней всё в порядке?

Завалила с ходу вопросами, и от такой заботы и внимания на глаза вновь набежали слёзы. Аня смахнула их рукой и, всхлипнув, проговорила.

— Да, с Машей всё в порядке… ой… ма-а-а-ам! — больше не могла вымолвить ни слова, слёзы уже душили горло.

— Ну что ты, родная, — женщина подошла и обняла плачущую дочь. — Раз все живы и здоровы, давай тогда сначала поедим, а? Я булочек напекла в церковь отнести и варенья малинового наварила. Ох! Столько ягоды в этом году! Уже всем соседям раздала, а она всё растёт и растёт. Вот решила баночки на зиму закатать. Заберешь домой?

Услышав слово о доме, только было успокоившаяся Аня, снова начала всхлипывать и рыдать.

— Ну, это никуда не годится! — мама всплеснула руками. — Значит, так, сейчас умываться, затем обедать, а потом отдыхать! Как будешь готова рассказать, я тебя выслушаю. Завтра в сад собираюсь, хочешь, поедем со мной? Твой велосипед на балконе...

— Он мне изменил, — тихо выдавила в ответ.

— Кто? — не сразу догадалась женщина.

— Мам, у меня как будто десять мужей! — и тут же перед глазами вспыхнули образы рыжих братьев. Горячая булочка моментально застряла в горле. Щёки опалило жаром. Кашляя и запивая застрявший ком чаем, Аня кое-как отдышалась.

— Андрей, что ли, изменил? — мама стояла рядом и похлопывала по спине неуклюже подавившуюся дочь.

— Ну да…

— Столько терпела его выходки, а измена теперь стала поперёк горла? — произнесла с сомнением.

— Мам, он мне несколько лет уже изменяет, оказывается, я не буду терпеть такое унижение! — негодование росло с каждой секундой. — Ты права: я терпела все его выходки, капризы, его невыносимую мамашу, потому что считала, что у нас семья! А теперь что получается? Я ему нужна была только затем, чтобы, когда он кувыркается с очередной любовницей в командировках, я в это время обхаживала его мать?!? Хочу развода, но не знаю с чего начать... — снова скатилась слеза и задрожали губы.

Верить в то, что произносил её рот, было сложно, но, видимо, для себя она уже успела принять окончательное решение. Да и встреча с рыжими братьями перевернула всё с ног на голову. Как говорить о семье, когда ты сама изменила мужу, пусть и не по собственной воле? Противно было ещё оттого, что ей это