Тот поморщился и ответил, куражась:

— Хорошо, принимаю, но только из уважения к вашим летам и мундиру, — и обратился к гувернеру по-русски: — Мистер Треверс, я не желаю находиться в одном купе с этим человеком. Пришлите к нему Анфису, я же поеду с вами.

Тот в свою очередь ответил на отличном русском, несколько гнусавя, с легким акцентом:

— Как угодно вашему сиятельству…

Остаток пути Сергей Львович проделал в обществе Анфисы, весьма неразговорчивой особы.

* * *

Сергей Львович нанял коляску на полустанке.

— Голубчик, — обратился он к кучеру. — А знаешь ли ты, где здесь имение Митрофаново?

— Отчего ж не знать, ваше благородие! Версты три, не более… Вмиг докачу!

— Благодарю тебя, голубчик!

Неожиданно майор услышал знакомый голос:

— Не хочу! Не буду! Вот расскажу все маменьке! Она вас всех велит сечь розгами!

Сергей Львович обернулся и обомлел: его сиятельство, он же молодой наглец, усаживался в отличную коляску с кожаным верхом. У майора потемнело в глазах.

— Едем быстрей! — велел он кучеру.

Тот хлестнул лошадей, и они помчались по пыльной дороге в направлении Митрофаново.

* * *

Полина Васильевна пробудилась в охотничьем доме, сладко потянулась и зевнула.

— Серж! — пошарила она рукой по пустой подушке. — Серж, где же ты? — недоумевала она. — Куда ты пропал? Ты внизу, в гостиной?

Увы, но ответа не последовало. Обнаженная Полина вскочила с кровати, накинула пеньюар и стремглав спустилась по лестнице в гостиную.

— Серж! — Она огляделась.

Затем отворила дверь и бегом бросилась в конюшню: там стояла только одна лошадь.

— Не может быть! Какой ужас! Он бежал, как последний мальчишка! Но почему? — не могла понять Полина.

Она припомнила прошлый вечер и ночь, проведенную в объятиях майора: о да, она была слишком откровенна в своих желаниях! Но в Петербурге мужчины не бросали ее вот так одну после бурной ночи!

Полина обняла лошадь за морду и разрыдалась. Животное сочувственно фыркало, словно хотело сказать: не печалься, не он — первый, не он — последний.

Но Полина хотела именно его — Сергея Львовича Завьялова! И никого более.

* * *

Аглая Дмитриевна пила чай с домашней выпечкой и, раскладывая карты, гадала на племянника.

— Так, что на сердце у него? — Женщина сняла карту. — Казенный дом… Хм… Не тюрьма ли? По горячности своей не натворил ли чего? Под сердцем таит… — Она вытащила карту из-под червонного короля, то есть Сергея Львовича, — даму, причем трефовую. А дама треф, как известно, женщина роковая. Ох, матерь Божья! Чего он там делает только в этом Митрофаново?!

Аглая Дмитриевна как женщина пожилая, а ей уже минуло шестьдесят пять лет, верила в карты и предсказания судьбы. И сейчас она весьма обеспокоилась. В сердцах она бросила даму треф на стол и перемешала разложенные сложным образом карты.

Вошел лакей:

— Барыня, к вам Полина Васильевна Вересова пожаловала. Велите пригласить.

Аглая Дмитриевна ощутила некоторый холодок в груди: уж не вышло бы чего, но, пересилив себя, велела:

— Зови, коли пожаловала. Чай, не выгонишь благородную даму.

Полина буквально влетела в гостиную, словно разъяренная фурия.

— Доброго здоровья, Аглая Дмитриевна! — выпалила она, задыхаясь от волнения и от обиды.

— И вам, Полина Васильевна. Присаживайтесь, отведайте со мной чайку.

Полина замешкалась, но все же села за стол.

— Настасья! Налей чаю гостье, — распорядилась Аглая Дмитриевна.

Полина для приличия пригубила из чашки. Аглая Дмитриевна заметила, что руки у той трясутся — волнуется.

Неожиданно Полина расплакалась.

— Что мне делать, Аглая Дмитриевна? — спросила она, всхлипывая и вытирая глаза батистовым платочком.

— Беда какая у тебя приключилась? — поинтересовалась хозяйка, не подавая виду, что догадывается о цели ее визита.

— Ой, беда! Сергей Львович… он… — Полина так и не смогла вымолвить, что племянник гостеприимной хозяйки от нее попросту сбежал, бросив в лесу, в охотничьем домике, и снова разразилась рыданиями.

— Попейте чайку, Полина Васильевна, полегчает…

«Разъяренная фурия» взглянула на хозяйку.

— Где он? Я хочу с ним поговорить!

— Это невозможно.

— Отчего же? Имею я право знать: на каком основании мужчина так бесчестно поступил со мной?

— Конечно, конечно… — примирительно согласилась Аглая Дмитриевна, понимая, что настоящие слезы еще впереди, и настроилась на самое худшее, проклиная свою затею со сватовством. Жила она доселе и горя не знала: теперь расхлебывай!

Она подошла к горке, в которой хранилась посуда, приоткрыла стеклянную дверцу и вынула лист бумаги, свернутый пополам.

— Вот, Полина Васильевна, для вас послание оставил мой племянник. Прочтите.

Полина дрожащей рукой развернула лист и прочла:

«Полина!

Умоляю Вас, простите меня. Я вынужден скоропостижно уехать в полк, появились неотложные дела. Как только смогу, напишу вам письмо.

Прощайте, Сергей».

— Что это? — удивилась Полина. — И это вы называете письмом? Это же просто отписка! Она ничего не объясняет, а, напротив, еще более запутывает! Почему ему срочно понадобилось в полк? Это ложь!!!

— Я не читала письма, — призналась Аглая Дмитриевна.

— Тогда прошу вас, прочтите. — Полина решительно протянула письмо.

Аглая Дмитриевна смутилась.

— Но оно предназначено для вас… Я не могу вдаваться в пикантные подробности ваших отношений и потом…

— Читайте, — решительно перебила Полина хозяйку, — уверяю вас, эта отписка лишена всяческих подробностей.

Аглая Дмитриевна прочла письмо и ощутила себя виноватой перед Полиной.

— Я, право, не знаю, что и сказать…

— Лучше скажите мне правду, Аглая Дмитриевна, куда отправился Сергей? У него есть женщина? Она молода и красива?

Полина вышла из поезда Москва — Владимир, огляделась и, завидев кучера, решительно направилась к коляске.

— Любезный, далеко ли до Митрофаново? — поинтересовалась она.

— Да, что вы, барыня, — рукой подать! Что-то зачастили гости в Митрофаново, вот и вчерась я господина военного подвозил. Заплатил он мне хорошо, до имения долетели, как на крыльях.