Верной высадил их у фургона с сателлитом. Бродерик, который тоже был с ними, ехал в аэровокзал, чтобы передать свое сообщение в Нью-Йорк по телефону.

– Спасибо, ребята, – сказал он на прощание. – Помните, если захотите завтра прочесть действительно проникновенное описание события, купите “Нью-Йорк тайме”.

О'Хара, помешанный на технике, с восторгом разглядывал оборудование фургона с сателлитом.

– До чего же я обожаю этих крошек!

Смонтированный на корпусе фургона диск пятнадцати футов шириной был сейчас полностью раскрыт и подключен к двадцатикиловаттному генератору. В фургоне, в тесной аппаратной, оборудованной монтажными столами и машинами для передачи материала, стоявшими друг на друге, один из двух техников подстраивал передатчик на волну сателлита “Спейснет-2”, находившегося на расстоянии 22 300 миль над ними. Все, что они передадут, будет принято на сателлите импульсным приемопередатчиком-21 и мгновенно ретранслировано в Нью-Йорк, где и будет записано.

Тем временем Рита, стоя в фургоне рядом с техником, ловко монтировала пленку Миня, просматривая ее на телемониторе. “Ничего удивительного, – думала она, – “картинки”, как всегда, великолепные”.

В нормальных условиях выпускающий и редактор передачи, работая вместе, отбирают из пленки определенные куски, затем накладывают на них звуковую дорожку с комментариями корреспондента и из всего этого составляют готовый к выходу в эфир материал. Но на такой процесс требовалось минут сорок пять, а иногда и больше, и сегодня это абсолютно исключалось. Рите приходилось решать быстро, и она отобрала несколько наиболее драматичных сцен…

А Партридж, сидя на металлических ступеньках фургона, дописал свой текст и, посовещавшись с Минем и звукооператором, наговорил его на пленку.

Учитывая, что в Нью-Йорке будет еще вступление ведущего с изложением основных фактов, Партридж начал так:

"В давно отгремевшей войне пилоты называли это “посадкой с молитвой на одно крыло”. Была даже такая песенка… Сейчас вряд ли кто-либо станет такую писать.

Аэробус компании “Маскигон”, летевший из Чикаго.., с почти полной загрузкой пассажиров.., находился в шестидесяти милях от далласского аэропорта Форт-Уорт.., когда в воздухе произошло столкновение…"

Партридж, как и положено опытному телекорреспонденту, описывал все “чуть иначе, чем на «картинке»”. Это особая форма репортажа, которой нелегко научиться, и на телевидении есть сотрудники, которые так и не сумели ею овладеть. Даже профессиональные писатели признают, что это требует мастерства, так как текст лишь дополняет “картинку”, а без нее читается плохо.

Фокус – как знал Гарри Партридж и другие профессионалы его класса – состоял в том, чтобы не описывать изображаемое на экране. Человек, сидящий у телевизора, сам увидит, что происходит, ему не нужны словесные описания. В то же время текст не должен быть абстрактным, чтобы не отвлекать внимание зрителя. Словом, это настоящая литературная эквилибристика, основанная в значительной степени на инстинкте.

Было на телевидении еще одно правило, которому следовали работающие с новостями корреспонденты: не писать законченными предложениями и абзацами. Куда доходчивее, если текст идет отрывистый. Факты должны быть неукоснительно изложены, глаголы выбраны сильные и действительные – текст должен звенеть. И, наконец, манерой изложения и интонацией корреспондент способствует лучшему пониманию содержания. Да, безусловно, он или она должны быть не только отличными репортерами, но еще и актерами. Во всем этом Партридж был большим докой, но сегодня он находился в крайне невыгодном положении: он же не видел “картинок”, а корреспондент обычно их видит. Правда, он более или менее знал, что они будут изображать.

Выступление Партриджа заканчивалось крупным планом – он стоял лицом к зрителям и говорил прямо в аппарат. А за его спиной возле поврежденного аэробуса продолжали суетиться люди.

"Рассказ о случившемся будет продолжен – мы сообщим детали трагедии, количество погибших и раненых. Но уже сейчас ясно, что число столкновений в воздухе – на авиатрассах в наших перегруженных небесах – возрастает.

Гарри Партридж. “Новости” Си-би-эй из далласского аэропорта Форт-Уорт”.

Кассета с рассказом Партриджа и его крупным планом была передана Рите в фургон. И, отлично зная и доверяя Партриджу, она не стала терять драгоценное время на проверку и велела тут же передать пленку в Нью-Йорк. А мгновение спустя, глядя и слушая пленку, когда техник передавал ее, Рита восхитилась Партриджем. Ей вспомнился разговор, который полчаса назад они вели в баре аэровокзала, и она подумала, что этим материалом Партридж показал, какой он талантливый и почему он получает намного больше репортера “Нью-Йорк тайме”.

А Партридж выполнял на улице еще одну из обязанностей корреспондента – давал по своим записям репортаж о событии для “Новостей” по радио. После того как передадут материал для телевидения, сателлит передаст и этот репортаж Партриджа в Нью-Йорк.

Отдел новостей Си-би-эй в Нью-Йорке помещался в простом, неприметном восьмиэтажном кирпичном доме на Восточной стороне Манхэттена. От находившейся здесь раньше мебельной фабрики осталась лишь коробка, внутренность же ее многократно переделывалась и перестраивалась различными подрядчиками. В результате получился лабиринт из коридоров, в которых посетители без сопровождающего легко могли заблудиться.

Несмотря на внешне неприглядный вид, здание это хранило в своих стенах поистине феерическое богатство – сложнейшую электронику, значительная часть которой находилась там, где властвовали техники, двумя этажами ниже уровня земли; называлось это место частенько Катакомбами. И среди многообразия выполнявшихся здесь функций был один важнейший отдел с прозаическим названием “Однодюймовка”.

Все материалы от групп Си-би-эй со всего света поступали в “Однодюймовку” через сателлит, а иногда по наземной связи. А оттуда все окончательно обработанные записи новостей шли в аппаратную и снова через сателлит – к зрителям.

Работа в “Однодюймовке” требовала огромного напряжения всей нервной системы, невероятных усилий, умения мгновенно принимать решения и тотчас давать указания – особенно перед выходом в эфир и во время передачи “Вечерних новостей на всю страну”.

В это время человек сторонний, заглянувший в помещение, мог решить, что там царит полнейший бедлам. Впечатление это усугублялось тем, что в комнате всегда был полумрак, необходимый, чтобы видеть изображение на целом лесе телеэкранов.

На самом же деле работа в “Однодюймовке” идет гладко, быстро и умело. Ошибки здесь – это гибель. И они редко случаются.

Главное происходит на полдюжине магнитофонов с большими мудреными бобинами, установленных на консолях с телемониторами над ними; эти записывающие аппараты заряжены однодюймовой магнитной лентой, сверхпрочной и высочайшего качества. У каждой консоли сидит опытный монтажер, который принимает материал, монтирует его и быстро передает куда нужно. Монтажеры – люди более зрелого возраста, чем остальные работники в этом здании, – выглядят весьма своеобразно: они намеренно небрежно одеваются и шумно ведут себя. По этой причине один комментатор назвал их как-то “телепилотами-истребителями”.