– Ну… – сказал он весомо, будто это не слово, а целое предложение. – Если я кого уважал при жизни, то и после смерти уважаю.

– Вы любили отца?

– Любил.

Похоронную тему можно закрыть.

– А вы правда бутлегер?

– Кто тебе сказал?

– Все кому не лень говорят.

Той повертел в руках палку, проверяя, аккуратно ли остругана. Из корявой он сделал на диво гладкую.

Сван сказала зловещим шепотом:

– А вдруг я инспектор? Берегитесь, а то найду ваш дистиллятор и арестую вас!

– Ты меня путаешь с самогонщиком. Это у них дистилляторы. А бутлегер, он просто посредник. Встречается с клиентами где-нибудь в кустах или за амбаром и продает им то, чего не купишь законным путем. С чего столько вопросов?

– Так, любопытно.

– Любопытство сгубило кошку.

– Я не кошка.

Дядя Той сощурился:

– Неужто не кошка? А усики торчат!

Сван рассмеялась. Громко, от души. Вот здорово! Теперь они друзья. Наконец-то они познакомятся поближе! Она узнает все о дяде Тое и расскажет ему все-все о себе, и он покатает ее на плечах, и сколько еще интересного они будут делать вместе – не перечислишь!

– А правда, что вы убили человека? – ляпнула Сван. На этот раз его передернуло. Сван видела.

– Да, и не одного, – ответил Той сухо. – На войне.

– Я не про войну. Правда, что вы убили Йема Фергюсона, совсем-совсем убили, за то, что он связался с тетей Бернис?

Той снова начал строгать, но теперь поднял глаза на Сван. Ни у кого больше она не видела таких зеленых-презеленых глаз. Густые меднорыжие брови Тоя чуть приподнялись. Слова Сван задели его за живое, ей захотелось взять их назад. Зато она узнала ответ.

– Думай, что говоришь о тете Бернис, – сказал Той хрипло, будто в горле пересохло. – А ну кыш отсюда, не то хвост накручу!

– Я ничего такого не хотела сказать… – пробормотала Сван.

Той молча достал из-за кассового аппарата замызганную тряпку и стал вытирать прилавок, хоть на нем не было ни пылинки.

– Так, хотелось поддержать разговор.

Той на нее и не взглянул, а все водил тряпкой по воображаемому пятну. Сван для него перестала существовать.

Сван повернулась к окну. Она и не подумает уходить из лавки лишь потому, что дядя Той ее выставил. Не в ее правилах отступать с позором. К заправке подкатил красный грузовичок «шевроле апаш». Водитель – чернявый, с хищными чертами – отчаянно сигналил. Рядом сидела женщина, пухленькая блондинка с малышом на руках. Другой малыш, чуть постарше, стоял на сиденье между отцом и матерью. А сзади – два мальчика, лет пяти и лет восьми. Человек с хищным лицом вновь нажал на гудок, еще яростнее.

Сван метнула тревожный взгляд на дядю Тоя, тот убирал тряпку за кассовый аппарат. Не спеша, будто выжидая.

– Черт! – заорал человек за окном и выскочил наружу. Коротышка, метр пятьдесят, не больше. Низенький, но сильный. Поджарый, мускулистый. Он направился к лавке. Стремительно, подавшись вперед, будто хотел вытащить всех наружу и отдубасить. В дверях он налетел на Тоя, ткнулся головой ему в грудь. И, как ни странно, не упал, лишь остановился как вкопанный. Отступив на шаг, задрал голову и впился в Тоя свирепым взглядом.

Сван слезла с ящика и пристроилась возле двери. Сейчас коротышка плюнет дяде Тою в лицо – не слыхал, наверно, что стало с Йемом Фергюсоном.

– Чем могу помочь, мистер Белинджер? – как ни в чем не бывало спросил Той.

– Машину заправить, если, черт возьми, не трудно, – огрызнулся мистер Белинджер. Глаза его – такие черные, что и не различишь, где зрачок, а где радужка, – тоже смотрели свирепо, будто огрызаясь.

– Не трудно, – спокойно ответил Той. И прошел мимо Белинджера на залитый солнцем двор.

Сван увязалась следом, держась чуть поодаль, чтобы дядя Той не увидел.

Пока Той наливал бензин, за ним из кузова грузовика молча наблюдали двое мальчишек. Лица их, детски нежные, все же носили печать сходства с отцом.

– Как дела, ребята? – спросил Той.

Мальчишки замерли, но продолжали таращиться на него. Женщина с младенцем, сидевшая в кабине, чуть повернула голову и слегка улыбнулась. Той этого не заметил, зато от ее мужа не укрылось – быстрые черные глаза так и забегали. Улыбка исчезла с лица женщины. Той заправил машину, повесил шланг.

– Сколько я должен? – спросил Белинджер.

Он стоял расставив ноги и выпятив грудь, рука поглаживала ремень, теребила пряжку. По лицу блуждала улыбка, словно в предвкушении чего-то приятного, одному мистеру Белинджеру ведомого.

– Сегодня – нисколько, – ответил Той.

Белинджер, прищурившись, глянул на Тоя, потом на жену. Та подолом платья утирала младенцу нос. Старательно, насухо. Только теперь Сван поняла, что она совсем еще юная, почти девчонка. Видно, стала рожать детей, едва узнала, откуда те берутся.

– С чего такая щедрость, мистер Мозес?

На лице Тоя загуляли желваки.

– Сегодня хоронят моего отца, мистер Белинджер. Мать решила не закрывать лавку – вдруг кому что понадобится, – но денег мы не берем.

Белинджер состроил скорбную мину.

– Мои соболезнования мисс Калле.

Он забрался в машину. Старший мальчик, осмелев, придвинулся к самому борту, ближе к

Тою. Белинджер уловил движение в зеркале заднего вида. И, размахнувшись, хлестнул мальчика по щеке. Небрежно, будто муху прихлопнул. Удар вышел сильный.

– Сколько раз тебе повторять, не ерзай! – крикнул через плечо Белинджер и добавил, обращаясь к Тою: – Иногда приходится напоминать.

Тот глянул на Белинджера, словно хотел раздавить его, как насекомое. У мальчика дрожали губы, взгляд был ошалелый, но слезы он сдержал. Несмотря на возраст, он уже понимал, что за слезами последуют новые оплеухи.

Сван зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. Она чуяла: привлечь внимание Белинджера – все равно что босой ногой наступить на водяного щитомордника. Укус его смертелен, и змея преследует жертву, нападает сзади.

Белинджер метнул взгляд на Сван, округлил черные глаза и ухмыльнулся. Ей захотелось сжаться в комок, исчезнуть, но было поздно.

– Ты откуда, красотуля? – спросил Белинджер.

Той наградил Сван пристальным взглядом:

– А ну кыш отсюда.

И Сван ушла. Повернулась и скрылась в лавке. Подъехала еще машина, но Сван даже не оглянулась на новых покупателей, все равно не знает их. Прислонилась к ящику с мороженым, глядя в засиженное мухами окно. Из машины выбралась немолодая женщина в цветастом платье. Наверное, жена фермера. Направляясь к лавке, она что-то говорила Тою, а тот отвечал низким, глухим голосом. Но Сван не прислушивалась.