— И что же? — поторопила молодого человека Изабель.

Он, чувствуя себя все более неловко, сбился, пробормотал что-то невразумительное и в конце концов произнес:

— Может быть, мы могли бы поговорить с вами не на лестнице?

— Замечу, что не я предложила вам лестницу для беседы. По причине, мне неизвестной, вы сочли необходимым нанести срочный визит в мой дом, и если музыкальный салон вы сочтете более подходящим для беседы, то…

— Я предпочел бы вашу спальню, она лучше подходит для того, что я собираюсь вам сказать.

— Ни в коем случае. Или музыкальный салон, или… дверь не заперта.

— Пусть будет музыка!

Музыкальный салон вовсе не был предназначен для концертов. Своим названием эта комната была обязана развешанным по стенам гобеленам, на которых боги и богини грациозно танцевали под звуки разных инструментов. На столике в углу, правда, лежали гитара и теорба[4], но ими все и ограничивалось. Изабель села возле столика с гитарой, взяла ее, положила на колени и небрежно коснулась рукою струн.

— Ну что ж, берите табурет и говорите, что вас привело ко мне. Вы, стало быть, увидели моего кузена Конде, и что же дальше?

— Ужасное подозрение закралось мне в душу… Что, если он не только ваш кузен… Что, если он ваш любовник?!

На лице Изабель появилось мечтательное выражение, пальцы пробежались по струнам.

— Оставьте подозрения! Вы не ошибетесь, если уверенно скажете себе, что де Конде мой родственник и мой любовник. Теперь, я думаю, на душе у вас стало спокойно, и вы сможете рассказать мне, как поживает милейшая госпожа де Лонгвиль.

К удивлению Изабель, лицо у Немура сделалось несчастным, и он упал перед ней на колени.

— Будьте милосердны, Изабель! Не упрекайте меня! Я пришел, чтобы умолять вас о прощении. Сам не знаю, что со мной случилось, у меня не было к ней ни малейшего чувства. Я стал жертвой какого-то помрачения! Это верное слово. Да, да! Вы были далеко, она себя предложила. Я понадеялся, что я с ней избавлюсь от тоски… И вот! Вот я у ваших ног с мольбой даровать мне прощение!

Лицо Изабель потеряло вдруг свою суровость, просияв лучезарнейшей улыбкой.

— Было бы очень дурно, если бы я вас не простила, ведь со вчерашнего вечера я стала принадлежать вашему командующему.

Де Немур застыл на месте, словно небесный огонь обратил его в соляной столб, как жену Лота, потом лицо его вспыхнуло.

— Вы? Вы его любовница? Какие-то слухи до меня доходили, но я не придавал им значения! Чего только не говорят! И у меня столько врагов!

— Ваши враги времени даром не теряли, потому что событие произошло здесь и случилось вчера вечером. Хотя я не думаю, что принц сообщил об этом всем во всеуслышание.

Де Немур ее не слышал. Он ходил по комнате кругами, все быстрее и быстрее, волнение его возрастало. И вдруг он остановился.

— Нет! Я вам не верю! Вы сказали только, чтобы мне отомстить!

— Отомстить? Я могла бы это сделать давным-давно! В Монтаржи, когда вы стонали от боли, лежа в постели, де Ларошфуко предложил мне свои услуги именно в целях мести. Как будто я из тех женщин, которые пользуются чужими объедками!

С умоляющим видом де Немур приблизился к Изабель с очевидным желанием заключить ее в объятия.

— Не будем играть, сердце мое! Это недостойно ни вас, ни меня!

Она отстранилась, не желая, чтобы он ее коснулся, и приподняла кружева, обнажив нежное плечо.

— Этого знака вам будет достаточно, чтобы убедиться. Когти льва оставили на мне свои следы!

Немур вскрикнул, из глаз его брызнули слезы, и он бегом выбежал из комнаты…

Перед сном Изабель приняла теплую ванну, которая помогла ей успокоиться. Но спала она все-таки плохо, часто просыпалась, взволнованная неожиданным поворотом событий. Еще накануне утром она была окружена привычной пустотой, и вдруг ее сердечная жизнь бурно закипела, что привело ее в смущение. Завоевание героя, которого она полюбила еще девочкой, наполняло ее сердце радостью, хотя и не безоблачной. При этом она не могла не сознаться, что измена де Немура, попавшего в сети ее ненавистницы, причинила ей боль. Амадей был очаровательным человеком, чудесным любовником, чего нельзя было сказать о де Конде, грубом, излишне торопливом… Словом, хотя она сама прогнала де Немура, она горевала, узнав, что он утешился, отдав предпочтение главной ее врагине…

Оказавшись в положении буриданова осла, томимого голодом и жаждой и вынужденного выбирать между охапкой сена и ведром воды, Изабель в отличие от несчастного животного, которое умерло, потому что так и не сумело сделать выбор, на рассвете сделала выбор. С де Немуром она решила сохранить дружбу. Сочла, что совершит благое дело, если отвратит его от постыдного союзничества с испанцами, и таким образом, возможно, спасет и своего брата Франсуа. Не менее благое дело совершит она и для Конде, если поможет ему наладить отношения с двором. Хотя в эту возможность она не очень-то верила.

Ближайшее будущее подвергло ее чаяния и дипломатические ходы жестоким испытаниям.

Де Конде, который возымел намерение стеречь теперь свою возлюбленную, словно молоко на плите, возымел расчудесную мысль — разумеется, с его точки зрения! — попросить наблюдать за ней потихоньку своего друга де Немура, который, очень вовремя вернулся в Париж. Принц не сомневался, что де Немур отныне и навсегда пленен госпожой де Лонгвиль и никогда уже не сможет покинуть богиню, если она снизошла к нему. В самое ближайшее время он попросит герцога оказать ему эту услугу, объяснив, что следить нужно как можно более незаметно.

Уже на следующее утро принц появился у Изабель ранним утром, считая ее теперь чуть ли не своей собственностью. Изабель плохо спала ночью, выглядела не лучшим образом и попросила передать принцу, что заболела, приняла лекарство и просит ее извинить. Однако принц настаивал: он не собирается ее тревожить, но ему необходимо увидеть ее и сказать несколько слов.

Что могло стрястись такого срочного, что Конде примчался в такое время? Зная неистовый нрав Людовика, который может пренебречь любыми запретами и просьбами, Изабель поспешно намазала лицо кремом со свинцовыми белилами, от которого оно смертельно побледнело, слегка подчернила глаза, убрала волосы под кружевной чепчик, накинула рубашку-распашонку и снова улеглась в постель. Агата за это время поставила на столик у изголовья кружку для травяных отваров и флакон с душистой водой. Изабель хорошенько укрылась и отправила Агату за гостем.

Принц ни на секунду не поверил в болезнь Изабель. Как-никак только вчера вечером он видел ее, и она была ослепительна! Очень сурова, но ослепительна, и поэтому, увидев возлюбленную, не мог скрыть своего удивления: