В частности, Идальго знал, вероятно, и о восстании Тупак Амару, поскольку его младший брат Мариано, адвокат по профессии, выступал на суде в качестве защитника одного из участников этого движения. Знание французского языка также позволяло Идальго получать печатную и устную информацию, которой не располагали многие его соотечественники.

Он все чаще задумывался над окружающей действительностью, но это до поры до времени не мешало его успешной карьере. Педагогическую деятельность Идальго совмещал с административной. Он был назначен казначеем, затем заместителем ректора, а потом секретарем училища. И, наконец, в январе 1790 г. занял должность ректора колехио.

Однако ректором Идальго оставался недолго — всего два года. Уже в феврале 1792 г. он подал в отставку — предпочел этот важный и «перспективный» пост скромному положению приходского священника.

Чем вызван был столь крутой поворот в его жизни и судьбе? Что заставило Идальго в расцвете сил отказаться от блестящей карьеры, сулившей почет и если но богатство, то во всяком случае вполне обеспеченное существование? Причины и обстоятельства этого шага неясны, о них можно лишь догадываться и строить предположения{22}.

Разумеется, церковному начальству был неугоден в качестве руководителя крупного учебного заведения и воспитателя молодого поколения человек критического склада ума, пользовавшийся непререкаемым авторитетом среди учащихся. Ведь раньше Идальго остерегался открыто высказывать свои взгляды и не имел возможности проводить их в жизнь. Став же ректором, он, видимо, пытался кое-что сделать, в частности перестроить систему преподавания, а это вызвало недовольство высшего духовенства. Оно усугублялось тем, что политическая обстановка в стране заметно обострилась.

Идеи Просвещения и революционные события в Европе все больше привлекали внимание передовой части мексиканского общества. В начале 90-х годов учащиеся столичной духовной семинарии организовали кружок, где изучали французскую философию. Это, с точки зрения властей, было бы еще полбеды: молодежь можно наставить на путь истинный, и вообще увлечения молодости с годами, как известно, часто проходят. Гораздо более опасным казалось то, что вредным свободомыслием заражены те, кто призван воспитывать юношество в духе безоговорочного повиновения католической церкви и испанской монархии. Какие мысли способен, например, внушать своим ученикам преподаватель теологии Хосе Антонио де Ларреа-и-Тронкосо, если он сам разделяет воззрения французских просветителей, поддерживает принцип народного суверенитета, подвергает сомнению действия святой инквизиции? По сведениям инквизиционного трибунала, некоторые духовные лица хранили у себя гравюры с изображением штурма Бастилии и других эпизодов французской революции, экземпляры конституции Франции и прочие запрещенные в колонии материалы.

Значительную роль в пропаганде крамольных взглядов играли проживавшие в Новой Испании французы. Некоторые из них собирались в столичной книжной лавке Лароша, куда приходили также прогрессивно настроенные испанцы и мексиканцы. Здесь тайком читали и обсуждали произведения энциклопедистов, французские революционные памфлеты, иностранные газеты. Некоторые французы получали письма с родины, имели тексты выступлений деятелей французской революции и было довольно хорошо информированы о событиях во Франции.

В условиях усилившегося брожения умов пребывание Идальго на посту ректора, судя по всему, казалось крайне нежелательным, и от него стремились избавиться любой ценой. Конечно, епископ Мичоакана, которому по службе подчинялся дон Мигель, не имел формальных оснований для его отстранения. Но на Идальго можно было оказать давление, используя весьма веский аргумент: давнишнюю любовную связь священника с молодой вальядолидской креолкой Мануэлой Рамос Пичардо. Правда, нарушение целибата — обязательного безбрачия католического духовенства — было тогда обычным и широко распространенным явлением. Не удивительно, что запрет вступать в брак ставил многих духовных лиц в тяжелое положение и нередко толкал их к внебрачным отношениям с женщинами. Однако, хотя случаи отклонения служителей церкви от предписанных ею норм поведения были весьма частыми, при желании к Идальго всегда могли придраться.

В сложившейся ситуации он и сам наверняка тяготился своим двусмысленным положением. Происходившие в мире события заставляли о многом задуматься. Трудно было постоянно скрывать свои мысли, не делиться ими с окружающими. А любой откровенный разговор означал огромный риск. Как ректор дон Мигель был постоянно на виду. Вальядолид крупный административный и культурный центр, главный город епархии — всегда кишел тайными агентами и осведомителями инквизиции. Ну, и его отношения с Мануэлой, несомненно, не первый год являлись предметом досужих сплетен и пересудов. Хотя Вальядолид по мексиканским масштабам большой город, в нем не наберется и 20 тысяч жителей. Так что все друг друга знают. И уж бесспорно не только в городе, но и во всей округе хорошо известен отец Идальго, ректор старейшего колехио Сан Николас.

Выйдя в отставку, Идальго получил церковный приход Колима на юго-западе Новой Испании, в том же интендантстве Мичоакан, что и Вальядолид, но в глухой провинции, в стороне от крупных центров и дорожных магистралей. Однако Идальго пробыл там недолго. В январе следующего года его перевели в Сан-Фелипе (в 80 с лишним километрах севернее Гуанахуато), где он оставался на протяжении целого десятилетия.

Вскоре интеллигентный, остроумный священник стал душой местного общества. Оптимист по натуре, чрезвычайно подвижный человек, он любил веселье и развлечения, умел ценить радости жизни и пользоваться ими. По вечерам у него часто собирались друзья, устраивались игры и танцы, звучала музыка. Тут же велась непринужденная беседа на литературные и научные темы, обсуждались текущие события и газетные новости. Идальго критически отзывался об испанских колониальных властях, выражал возмущение деспотизмом монархов. Он любил повторять: «Если Францией управляют французы, а Англией — англичане, то почему Мексикой не должны управлять мексиканцы?» На сцене организованного им домашнего театра под руководством самого хозяина дома ставились пьесы Мольера и Расина. Небольшой любительский оркестр исполнял симфонические произведения и танцевальные мелодии.

Познания Идальго отнюдь не ограничивались теми предметами, которые изучались и преподавались в вальядолидском училище, европейскими и индейскими языками. Он хорошо знал также историю Древней Греции и Рима, имел ясное представление о событиях Великой французской революции. Его начитанность и любознательность поражали окружающих. В библиотеке Идальго имелись французская «Энциклопедия наук, искусств и ремесел», сочинения Демосфена, Цицерона, Декарта, Корнеля, Мольера, Расина, Лафонтена, Бюффона и множество других книг{23}. Он перевел на испанский язык комедии Мольера «Скупой», «Тартюф», «Мизантроп» и несколько трагедий Расина: «Андромаху», «Британника», «Федру», «Беренику», «Ифигению».

Его постоянным собеседником и, пожалуй, самым близким другом в Сан-Фелипе стал молодой викарий Хосе Мартин Гарсиа Карраскедо. Они встречались почти ежедневно, нередко вместе читали, а потом долго разговаривали. Друзья с интересом прочитали «Древнюю историю Мексики» Клавихеро, где уделялось большое внимание истории и культуре индейцев.

50-летие Идальго совпало с большой переменой в его жизни — отъездом из Сан-Фелипе. Незадолго до этого, в сентябре 1802 г., умер его старший брат Хосе Хоакин. Идальго