Уже по одной вешалке в прихожей можно было понять, что еще недавно здесь жили небедные люди. Так что повезло Олегу, можно сказать, вдвойне, вот только тупая холодная спица, заворочавшаяся под черепом, сильно омрачала радость открытия.

— Погоди немножко, — попросил он. — Дай мне хотя бы пять минут.

Большой кожаный диван в гостиной сулил покой и негу, пестрый ворох одежды на сиденье только усиливал его привлекательность.

— Пять минут, — повторил Гарин и поежился: собственный голос в просторной пустой комнате показался ему слишком громким.

Диван подождет, спица в голове, на этот раз больше похожая на ржавое веретено, тоже подождет. Сначала надо соблюсти формальности, раз уж он оказался в таком удачном месте. Иначе зачем он здесь вообще?

Осторожно поглаживая виски указательными пальцами — три раза в одну сторону, три раза в другую, — Олег попытался осмотреться. Сделать это с учетом его внезапно сузившегося поля зрения оказалось непросто. Мысли разбегались в разные стороны, на глаза попадались только громоздкие и потому абсолютно бесполезные предметы: хрустальная люстра, торшер, пейзаж в позолоченной раме, плазменная панель шириной чуть ли не в два метра. Гарин остановился перед панелью и провел по пыльному экрану ладонью. Хорошая штука, наверняка дорогая, но до чего же здоровая!

Ржавое веретено набирало обороты. Повернуть голову уже не получалось. Чтобы посмотреть в сторону, приходилось разворачиваться всем телом. Уже почти ничего не соображая, Олег добрался до секретера и начал один за другим выдвигать ящички. Какие-то бумаги. Салфетки, а может, носовые платки. Письма в конвертах, черно-белые фотографии. В четвертом сверху отделении — несколько шкатулок и маленьких коробочек, в каких дамы обычно хранят свои сокровища, но все раскрытые и пустые.

— Все-все-все, — сказал Гарин.

Он убрал правую руку от виска — боль в этой точке мгновенно усилилась — и сдвинул все шкатулки и коробочки в один угол. На дне ящичка что-то блеснуло. Олег с трудом подцепил пальцами сережку с голубым камушком. Рассмотреть пробу он не смог бы при всем желании, но на вид сережка была золотой. Только очень уж маленькой.

— Все, — повторил Гарин и, зажав сережку в кулаке, рухнул на диван.

Боль, вместо того чтобы прикончить поверженную жертву, неожиданно отступила, не стала добивать лежачего. Уже через минуту Олег спал на груде чьих-то лифчиков и юбок, и ему ничего не снилось.

Пробуждение было тяжелым. Голова не болела, но казалась набитой сырой ватой или опилками. Чем-то таким, что за время сна разбухло и теперь мешало думать. От чего он проснулся? Ясно, что не по собственной воле. Гарин совсем не чувствовал себя отдохнувшим. Кажется, его разбудил какой-то шум. Выстрелы на улице? Олег приоткрыл глаза. Небо за окном было серого цвета, а желудок, похоже, собирался вывернуться наизнанку от голода, так что скорее это была утренняя серость, а не вечерняя. Значит, он проспал не меньше двенадцати часов и мог бы проспать еще столько же, если бы не…

Гарин услышал стук — одиночный, как будто со стола упал карандаш, — и немедленно вспомнил, что уже слышал сквозь сон похожий звук. Видимо, от этого он и проснулся. Неужели в комнате есть кто-то, кроме него? Стараясь не обращать внимания на заколотившееся в груди сердце, Олег снова на мгновение приоткрыл глаза и не заметил никакого постороннего движения. Но это еще ни о чем не говорило. Враг мог неподвижно стоять, например, за шторой или прятаться за секретером. Гарин пытался вспомнить, запер ли он дверь после того, как оказался в квартире. Он хорошо помнил, как прикрывал ее, но вот запер ли? Скорее всего да. Такие действия человек обычно совершает на автомате.

Как назло, он умудрился отлежать во сне именно правую руку. Олег попытался выпрямить ее, так чтобы это не бросалось в глаза, и сотня мелких иголочек тут же вонзилась в его кожу между локтем и запястьем. Гарин подождал, пока циркуляция крови восстановится, и снова шевельнул рукой. На этот раз ему удалось дотянуться до кармана и обхватить пальцами рукоятку ножа. Нужно было еще раскрыть лезвие, но прикосновение к оружию само по себе действовало успокаивающе. Олег открыл глаза в третий раз, теперь уже не скрываясь, и снова не увидел ничего подозрительного.

— Эй… — Пересохшее горло исторгло неразборчивый хрип, и Гарин прокашлялся. — Здесь кто-нибудь есть?

На этот раз он заметил движение. Штора шевельнулась, вспухла на миг, как будто кто-то с той стороны ударил по ней кулаком, и медленно вернулась на место. Иногда так тренируются боксеры, не к месту вспомнил Олег. Наносят удары по шторе или любой другой висящей ткани. Это один из вариантов «боя с тенью».

— Эй! — повторил Гарин и сел на диване. — Кто здесь?

Вместо ответа он снова услышал такой же стук, но, черт побери, лучше бы это был привычный щелчок затвора.

— Выходи, а то пристрелю! — пригрозил Олег и раскрыл лезвие ножа.

Штора, то ли светло-зеленая, то ли желтая, расшитая то ли птицами, то ли цветами — в утреннем полумраке не разглядеть, — вспухла снова, сразу в двух местах, между которыми было никак не меньше двух метров. Можно было предположить, что у невидимого боксера настолько длинные руки, но Гарину слабо верилось в эту гипотезу. На этот раз стук получился двойной. Два удара по шторе, два упавших карандаша. Вроде бы логично, но Олегу совсем не нравилась эта логика.

Штора вспухла снова, но на сей раз карандаш не упал. Неровность, напоминающая отпечаток кулака, возникла на высоте человеческого роста и медленно проскользила до самого пола. Потом она разгладилась, а штора качнулась, причем сразу в две стороны: левая половина — навстречу Гарину, а правая — от него. Сердце грохотало уже не в груди, а, кажется, внутри черепа, когда Олег разглядел на цветастой ткани разрез, которого там не было еще минуту назад.

«Надо бежать, — подумал он. — Бежать, пока я еще в своем уме».

Следующее шевеление шторы поставило крест на версии с боксером. Если только он не был трехруким. Два карандаша ударились о пол, но третья припухлость медленно поползла вверх. Глухо звякнули металлические кольца, которыми штора крепилась к карнизу, и Гарин наконец увидел своего врага. Увидел, но не узнал. На верхнем краю шторы сидело что-то темное размером с кулак и шевелило то ли лапами, то ли усами, то ли жвалами. Какое-то насекомое.

Олег до сих пор не мог понять, павлины или орхидеи вышиты на шторе, но неизвестную тварь он почему-то видел отчетливо. Должно быть, страх не только увеличивает глаза, как учит пословица, но и обостряет зрение. Тварь перевалилась через край шторы и головой вниз заскользила к полу. И штора выгибалась по обе стороны от того места, где проехало странное существо. Олег видел в каком-то фильме, как пират спускался с мачты, воткнув в парус нож и держась за него обеими руками. Насекомое действовало похожим образом, только вместо ножа оно использовало собственные жвала. В таком положении Гарину хорошо была видна спина существа, темно-коричневая, поделенная полосами на сегменты.

«Таракан, — отстраненно подумал он. — Только не наш, совковый, а… Как же его…»