Они выехали на перекресток, выбрали другую дорогу и ехали по ней еще почти час. А все потому, что двигались с черепашьей скоростью, опасаясь еще какой-нибудь неприятности на своем пути. За это время налипшая на дядиной одежде болотная жижа подсохла и превратилась в настоящий панцирь. При малейшей попытке пошевелиться этот панцирь трескался, крошился и осыпал сиденья и весь салон крошками глинистой земли.

Когда впереди показались огни какого-то поселка, Катя чувствовала себя уставшей настолько, что уже ничего не хотела. Но дядя ее поражал. Казалось, трудности только подстегивают его.

– Мы приехали!

В Олеховщине светились два-три окошка. И свет их был таким тусклым, таким робким в этой мрачной черноте, что сердце у Катьки окончательно упало. Здесь они с дядей и лягут вместе со всеми их предками, это теперь яснее ясного. Но просить дядю образумиться было поздно. Пришлось Кате с кряхтением выбираться из машины, разминать затекшие от долгого пути ноги, зевать и оглядываться.

Хотя на что здесь глядеть? Ничего же не видно. Луна и звезды спрятались за тучами. А на всю деревню светил один-единственный фонарь. И жилым казался всего один дом. Дядя направился прямиком к нему, но был облаян большим рыжим псом. Тот хоть и лаял на чужака, но смотрел при этом виновато и вилял хвостом. Дескать, прости, человек, ничего личного, просто служба такая.

– Кого там среди ночи принесло?

Голос был мужским и не старым. Да и весь дом, насколько могла разглядеть Катя, был вполне себе добротным. Хороший такой дом. Он ей понравился даже в потемках. И человек, который вышел на крыльцо, тоже был симпатичный. Высокий, с рыжей густой бородой. Единственное, что в нем не совсем импонировало Катьке, так это ружье, которое он держал в руках. Но, разглядев, что перед ним всего лишь измученная женщина и перемазанный с ног до головы старик, хозяин ружье опустил.

– Доброй вам ночи, – произнес он почти вежливо, а потом поинтересовался: – Имеете ли святое крещение?

– Что?

– Спрашиваю – православные? Крещены?

Почувствовав, что от ответа зависит их дальнейшая судьба, Катька торопливо закивала.

– Перекрестись.

Осенила себя крестным знамением. Понимая, что дядя ни за что за ней этого не повторит, она торопливо представила своего спутника:

– Это мой дядя! Мы вместе в Олеховщину едем.

– Эге! – присвистнул мужик. – Это вам еще три километра пилить.

– А это разве не Олеховщина?

– Нет, это хутор, мои владения. А Олеховщина дальше.

Три километра в темноте и по бездорожью грозили превратиться в тридцать. Глядя на их помрачневшие лица, хозяин хутора предложил:

– А не хотите переночевать у меня? Нет, решать, конечно, вам. Дальше поедете?

Катя помалкивала. Оказалось, дядя у нее не до конца еще сошел с ума.

– Вот что, Катюша, – сказал он. – Никуда мы с тобой сейчас не поедем.

– Правильно. Дождетесь у меня утра, тогда и отправитесь в путь.

Хозяин посторонился, пропуская гостей внутрь.

В доме было светло, тепло и пахло то ли свежей древесиной, то ли какими-то травами. Сложенный из крепких массивных бревен, дом выглядел солидно. Мебель тоже оказалась добротной, под стать хозяину.

– А вы один живете?

– С Рыжим. Еще Чалый есть – это конь. Коровы, овцы – все есть. Но они живут в своих загонах.

– А из людей?

– Есть и люди.

Но пока что-то никого видно не было. А между тем размеры дома впечатляли. На первом этаже Катька насчитала три большие комнаты, и это помимо кухни и прихожей. На втором этаже, наверное, комнат было не меньше. Имелся даже городской санузел и кран, из которого текла горячая вода!

Она привела себя в порядок и вернулась в гостиную к хозяину.

– Молитву хоть одну знаешь?

Катька кивнула.

– Читай.

Катя прочла «Отче наш». Хозяин повеселел.

– Должен убедиться, что вы не нечисть какая. Все-таки вместе ночевать.

– А здесь и нечисть водится?

– Много всяких страхов из леса по ночам лезет.

Катюша смотрела на рыжебородого с недоверием. И тот пояснил:

– Я ведь когда в городе жил, тоже в разных там леших или водяных не верил. А теперь вот пришлось поверить.

– Почему?

– Потому что видел их.

Непонятно было, шутит он или говорит всерьез. Если всерьез, то с головой у него плохо. А жаль, такой симпатичный. Катя решила, что лучше пусть шутит.

– И кикимору видели?

Она спросила не всерьез, но мужик шутку не принял и ответил обстоятельно:

– Видеть не видел, а шутки ее пакостные на себе испытывать приходилось. Хорошо, домовой за меня вступился. Он у меня серьезный мужичок – навалял лесной хулиганке, больше она к нам свой длинный нос не сует.

Хозяин отвернулся, чтобы подкинуть полено в ярко полыхающий камин, а дядя выразительно покрутил пальцем у виска. Мол, хозяин нам попался чокнутый. А вот Катьке в этом доме понравилось. Мебель здесь была самодельная, но удобная. Ручки у стульев из причудливо изогнутых веток, большая люстра под потолком – из ветвистых рогов оленя. А то кресло, в котором сидел сейчас хозяин, сделано было не иначе из пары лосиных рогов.

Разравняв полешки в камине, хозяин не столько спросил, скорее сам себе ответил:

– Вы с дороги наверняка есть хотите.

И, не дожидаясь ответа, прошел на кухню, откуда вскоре появился с двумя дымящимися кружками и тарелкой с бутербродами. Чудесный, еще теплый ржаной хлеб и разваренное до мягкости мясо. То и другое такими толстыми кусками, что рот Катюше приходилось разевать во всю ширь. Но как же вкусно-о! Куда там гамбургеру.

Хозяин смотрел на них с довольным видом. «Уж угостил, так от всей души», – это читалось на его славном простом лице.

Справившись с бутербродом, Катька стала прихлебывать пахнущий мятой чай. Помимо трав здесь был еще и мед, и только теперь Катька почувствовала, что наконец согрелась. От теплого меда ее мигом кинуло в жар.

Катька благодарно заглянула в глаза хозяина.

– Спасибо.

Тот в ответ слегка кивнул. И поинтересовался не без любопытства:

– А зачем вы едете в Олеховщину?

– Дело у нас там.

– Сам я здесь недавно живу, лет пять всего, как перебрался в эти края. Но слышал, что места в Олеховщине совсем гнилые.

– В каком это смысле? – По голосу дяди было слышно, что ему обидно за родину своих предков.

– Да и дороги туда нет, – продолжал хозяин, – раскисло все. На машине не проедешь: сплошное болото.