Я не отвечал, пока мы не отошли в менее вонючее место, где рынок обдувал горячий ветер. В итоге мы почувствовали новый запах, который оказался гораздо более мучительным. Женщина в мясницком фартуке кричала из-за прилавка:

– Свинина! Жареная свинина! Свежая! Из деревни!

Том схватил меня за руку и застонал:

– Мясо! Я уже не помню, когда последний раз видел мясо.

Мой желудок заворчал, как сердитый лев. Я схватился за оставшуюся часть монет Исаака. Лучше даже не смотреть. Мы не могли позволить себе тратить деньги на роскошь. Но этот запах… Том печально взирал на мясные запасы, когда мы, толкая тележку, прошли мимо.

– Ох… ты только представь, Кристофер. Свежие хрустящие маринованные рёбрышки… отбивные под соусом…

Я остановился у прилавка мельника, чтобы прикупить муки. Том продолжал живописать прелести свинины, а когда они закончились, перешёл на других животных.

– Жареная говядина… фазан… тушёный ягнёнок с этими крохотными морковочками…

– Хватит, Том, – прервал его я.

– Бараньи колбаски… отбивные под соусом…

– Про них ты уже говорил.

У Тома задрожала нижняя губа.

– Могу поспорить: королю подают отбивные под соусом в любое время, когда он только захочет.

Я прижал пальцы к вискам.

– Я не могу больше это слушать.

Скорбные воспоминания Тома о мясе ещё сильнее испортили мне настроение. Мы покупали только самые простые продукты – в основном муку: её было много, и она стоила дёшево. Немного овса и крупы, твёрдый солёный сыр, яйца и масло. Новый бочонок эля. Глыбу льда, чтобы пополнить запас в леднике. И шесть десятков морковок, которую мне удалось найти за сущие гроши.

Каждая покупка напоминала мне, что эти скромные продукты – всё, что стоит между мной и голодом.

Толкая тележку, я не мог отделаться от мысли, что за мной кто-то наблюдает. Краем глаза я уловил движение за прилавком торговца пшеницей. Я резко повернулся. Человек метнулся прочь. Я заметил зелёное платье и вихрь каштановых волос, а потом фигура исчезла в глубине рынка.

– Ты это видел? – спросил я.

– Видел что?

– По-моему, какая-то девушка ходит за нами.

Том оглядел толпу.

– Воришка?

Я не был уверен. Но мог поклясться, что уже видел её.

– Она следила за нами всю дорогу сюда, пока мы шли по улице.

Том покрепче стиснул тележку, а я обозревал биржу в поисках девчонок, промышляющих карманными кражами. Но карманники были не единственными ворами на рынке. Среди этого страха, охватившего город, в двойных галереях здания биржи возникло новое поколение торговцев, продающих уникальный товар – лекарство от чумы. Было известно, что рынки, увы, полны этих мошенников. И хотя ни одно из этих лекарств не действовало, бессовестные торговцы продолжали предлагать их – с удивительной наглостью. А отчаявшиеся люди продолжали – увы! – их покупать.

Один шарлатан, похоже, собрал толпу побольше, чем его конкуренты. Он стоял на ящике, сжимая медную коробку.

– Вот секрет! – кричал он. – Секрет, который спасёт вас, вашу семью, ваших детей!.. Да, сэр, вы мудро поступили. Семья скажет вам спасибо.

Торговец перебил сам себя, когда стоявший впереди крупный мужчина бросил в миску с уксусом серебряную крону, что равнялось пяти шиллингам. Продавец вынул из коробки какие-то травы, завернул их в бумагу и протянул покупателю, а потом снова обратился к толпе.

– Это не что иное, как «Дыхание святого Стефана». Особая смесь трав, в которой нет ни одного языческого яда из чужих земель, вроде тех, какими торгуют аптекари. Целительная сила «Дыхания святого Стефана» исходит только от холмов Англии. Оно благословлено милостью Господа нашего.

– Лжец.

– Что?..

Удивлённый шарлатан замер, когда через толпу к нему протолкнулся мужчина. Он был высоким и широкоплечим, с длинными светлыми волосами – не париком, а настоящими волосами, волнами спадавшими на плечи. На нём были куртка и бриджи, испещрённые разноцветными пятнами. Я знал, откуда берутся такие пятна. Мой учитель и я сами перепортили за эти годы немало одежды. Тёмные следы угля на вороте, капли засохшей крови на манжете, липкая медовая патока, размазанная по штанам на бедре. Этот человек был аптекарем. И он с презрением смотрел на шарлатана.

Торговец улыбнулся.

– Лжец, говорите? Но у меня есть доказательства, сэр. Смотрите же на магию «Дыхания святого Стефана»!

Он простёр руку. Из-за его спины вышел маленький мальчик и встал на ящике.

– Всего три дня назад, – сказал шарлатан, – этот мальчик был болен. Он бредил. Он уже стоял у Жемчужных ворот рядом с Петром. Но я дал ему «Дыхание святого Стефана». И смотрите! Никаких следов чумы!

Аптекарь фыркнул:

– Чушь.

– У вас нет глаз, сэр? Вот же он! Полностью выздоровел.

Аптекарь повернулся лицом к толпе.

– Кто-нибудь видел этого мальчика с сыпью? С пустулами? Кто-нибудь вообще видел его больным?

Шарлатан покраснел. В толпе заворчали. Но другие встали на защиту торговца.

– Надо думать, у тебя есть своё лекарство? – сказал аптекарю здоровяк, всё ещё держащий в руке свёрток с травами шарлатана.

– Да.

Шарлатан усмехнулся.

– Ага! Ну вот мы и добрались до правды. Он продаёт собственное лекарство и, как все аптекари, уж конечно, сдерёт с вас десять фунтов за флакон! Добрые люди, всего лишь за одну крону вы можете приобрести «Дыхание святого…»

– Нисколько.

Толпа оглянулась на аптекаря.

– Моё лечение ничего не стоит, – сказал он.

Торговец побагровел.

– Даром? – недоверчиво спросил он. – Что за игры такие?

– Я не из тех, кто проделывает трюки. – Аптекарь снова обратился к толпе. – Говорю вам правду: моё лечение ничего не будет вам стоить. Я не возьму ни единой монеты у вас и ваших семей. Богатые получают лекарства, а бедные умирают от боли. Но все: и богатые, и бедные – заслуживают спасения. Я предлагаю своё лекарство лорд-мэру и магистратам Лондона, – продолжал он. – И я не позволю им взимать с вас плату. Просто зайдите в ратушу и попросите магистратов одобрить изготовление лекарства Галена Виддоусона.

Том удивлённо посмотрел на меня:

– Ты знаешь этого человека?

Я не знал. Я, конечно, слышал имя от своего учителя – Гален из Пергама, живший в Древней Греции, был величайшим врачом в истории. Но я не мог вспомнить, чтобы мастер Бенедикт упоминал аптекаря с таким же именем. Тем не менее этот человек произвёл на меня большое впечатление. Его спокойная уверенность и его презрение к тем, кто обманывал отчаявшихся, напоминали мне о мастере Бенедикте.