– У нас пока нет предположений по поводу того, кем была эта жертва, – продолжил О’Мэлли. – Придется устроить стоматологическую экспертизу, если не получится найти взаимосвязь с записями видеокамер.

Он посмотрел на Эйвери и пригласил ее подойти к нему:

– Детектив Блэк назначена ведущим следователем по данному делу, поэтому просьба обращаться к ней напрямую в случае, если вы что-то обнаружите.

Эйвери подошла к нему и оглядела присутствующих. Ее взгляд задержался на Джейн Паркс, одной из ведущих судмедэкспертов:

– Появились результаты по стеклянным осколкам?

– Еще нет, – ответила Паркс. – Но мы точно можем сказать, что отпечатков пальцев там не было. Пока еще выясняем, что это за объект. На данный момент есть лишь предположение, что это какая-то безделушка, не имеющая отношения к преступлению.

– А каково ваше мнение касательно сожжения? – спросила Эйвери. – Вы также предполагаете, что это было сделано не обычным способом?

– Да. Пепел еще изучается, но очевидно, что обычным методом так сильно сжечь человеческое тело не удастся. На костях практически не осталось никаких обугленных останков, а сами по себе они выглядят довольно чистыми, даже не имея признаков обжига.

– Можете описать нам обычный процесс сжигания тела? – поинтересовалась Блэк.

– Что ж, нет понятия обычного сжигания тела, если только вы не кремируете его, – ответила Паркс. – Давайте предположим, что произошел пожар и кто-то сгорел. Подкожный жир становится своего рода маслом, поддерживающим огонь. Вроде свечи, понимаете? Но в данном случае все произошло очень быстро… возможно, настолько интенсивно, что жир испарился прежде, чем смог сыграть свою роль.

– Сколько времени уходит на то, чтобы от тела не осталось ничего, кроме костей? – спросила Эйвери.

– Есть несколько определяющих факторов, – продолжила Паркс. – Но процесс займет от пяти до семи часов. Медленное и контролируемое пламя, наподобии крематория, выльется в восемь часов.

– А наше тело сгорело менее, чем за полтора часа? – спросил Коннелли.

– Да, предположительно, – кивнула Паркс.

Конференц-зал наполнился напуганным шепотом. Эйвери понимала причины. Трудно было принять эту информацию.

– Или же, – предположила Блэк, – тело было сожжено в другом месте, а останки принесли в тот район только с утра.

– Но этот скелет…он совсем свежий, – возмутилась Паркс. – Он не так давно распрощался с кожей, мышцами и тканями. Совсем недавно.

– Вы можете дать нам обоснованное предположение о том, сколько по времени это тело подвергалось огню? – спросила Эйвери.

– Точно не более суток.

– Это говорит нам о планировании и определенных знаниях убийцы, – сказала Блэк. – Он явно разбирается в сжигании тел. А то, что он и не собирался скрывать останки и сделал это таким наглым способом, означает несколько интересных моментов. И более всего я боюсь, что это лишь первое тело из многих.

– О чем ты? – спросил Коннелли.

Она ощутила как все взгялы в комнате обратились к ней.

– Я имею ввиду, что, возможно, это дело рук серийного убийцы.

Комнату наполнила зловещая тишина.

– О чем ты говоришь? – повторил Коннелли. – Этому нет никаких доказательств.

– Никаких очевидных доказательств, – подтвердила она, – но он явно хотел, чтобы останки нашли. Он даже не предпринял попытки спрятать их. Позади площадки был ручей, убийца запросто мог сбросить все туда. Более того, он даже оставил пепел. Зачем выносить его, если проще всего избавиться дома? Явное планирование вкупе с методом убийства…он очень гордится содеянным. Он хотел, чтобы останки нашли и помучались в поисках разгадки. Все это указывает на серийного маньяка.

Она вновь ощутила прикованные к себе взгляды, почувствовала серьезность, повисшую в воздухе, и поняла, что все думали об одном и том же: это было необычное дело, начиная с импровизации кремирования и заканчивая тайной охотой убийцы.

После напряженной встречи Эйвери была рада вновь оказаться за рулем своей машины с Рамиресом на пассажирском сиденье. Между ними возникла какая-то неловкая пауза, вызвавшая у нее беспокойство. Неужели она настолько наивна, что решила, будто секс не изменит их отношения на работе?

Было ли это ошибкой?

Она начинала чувствовать именно так. Тот факт, что он был просто умопомрачительным, сбивал ее с толку.

– Пока есть время, поговорим о прошлой ночи? – спросил Рамирес.

– Можно. Что именно ты хочешь обсудить?

– Рискуя проявить себя, как обычный самец, я все же спрошу: было ли это лишь на одну ночь или наши отношения получат продолжение?

– Не знаю, – ответила Эйвери.

– Уже жалеешь? – спросил он.

– Нет, не жалею. Просто тогда я не думала, как это может повлиять на наши рабочие отношения.

– Думаю, не повредит, – сказал Рамирес. – Шутки в сторону, мы с тобой месяцами выплясывали перед этим притяжением. Наконец, мы предприняли попытку сбавить напряжение, так ведь?

– Думаешь? – хитро улыбнулась Блэк.

– Этот метод не для тебя?

Она задумалась, потом пожала плечами:

– Не знаю. И, откровенно говоря, не уверена, что готова обсуждать это.

– Договорились. Мы сейчас вроде как в центре замороченного дела.

– Да, – кивнула она. – Ты получил письмо из участка? Что еще нам известно о свидетеле, кроме адреса?

Рамирес достал телефон и проверил электронную почту.

– Да, получил. Свидетеля зовут Дональд Грир, ему восемьдесят один. Пенсионер. Его квартира находится в полумиле от места преступления. Он вдовец, проработавший надзирателем верфи целых пятьдесят пять лет после того, как лишился во Вьетнаме двух пальцев.

– Как он заметил убийцу? – поинтересовалась Эйвери.

– Этого мы пока не знаем. Но наша работа выяснить это, так?

– Так, – подтвердила она.

Снова наступила тишина. Эмоции подталкивали ее взять Рамиреса за руку, но она не поддалась им. Лучше соблюдать субординацию. Возможно, они снова окажутся в одной постели, возможно, их отношения даже выйдут на новый уровень, более серьезный и эмоциональный.

Но сейчас это не имело значения. Теперь они на работе и все, что происходит в личной жизни, должно подождать.

***

Дональд Грир выглядел точно на свой возраст. Волосы покрылись сединой от пережитого, а зубы слегка обесцветились из-за неправильного ухода и срока службы. Тем не менее, пригласив Эйвери и Рамиреса в дом, он был явно рад посетителям. Улыбаясь им, он был настолько искреннен, что даже неприглядное состояние его зубов перестало бросаться в глаза.