И, размышляя об этом, он спрятал челюсть в шкаф.

Динни направлялась к церкви святого Августина в Лугах. В этот прекрасный день нищета прихода, по которому она шла, казалась особенно безотрадной девушке, привыкшей к картинам сельской жизни. Тем более поразила её жизнерадостность детей, игравших на мостовой. Спросив у одного из них, где живёт священник, она пошла дальше в сопровождении целых пяти. Они не отстали от неё и тогда, когда Динни позвонила, из чего она сделала вывод, что ими руководят не вполне альтруистические побуждения. Ребятишки действительно попытались даже войти вместе с ней в дом и убежали лишь после того, как получили от неё по пенни каждый. Девушку провели в опрятную комнату, которая выглядела так, словно ей приятно, что у кого-то нашлось время в неё заглянуть.

Динни остановилась перед репродукцией "Мадонна со св. Франциском" Кастельфранко и принялась её рассматривать, как вдруг услышала: "Динни!" – и увидела тётю Мэй. У миссис Хилери Черрел был её обычный вид – вид человека, который старается одновременно попасть в три места, но лицо дышало непринуждённым спокойствием и неподдельной радостью: она любила племянницу.

– Приехала за покупками, дорогая?

– Нет, тётя Мэй. Хочу, чтобы дядя Хилери представил меня одному человеку.

– Твой дядя вызван в полицейский суд.

Динни забурлила. Первый пузырёк поднялся на поверхность.

– Как! Что он наделал, тётя Мэй?

Миссис Хилери улыбнулась:

– Покуда ничего, но я не ручаюсь за Хилери, если судья окажется недостаточно сговорчивым. Одну из наших прихожанок обвиняют в том, что она приставала к мужчинам.

– Не к дяде же Хилери!

– Нет, дорогая, думаю, что не к нему. Твой дядя просто должен отстоять её репутацию.

– А её можно отстоять, тётя Мэй?

– В том-то весь вопрос. Хилери утверждает, что можно, но я не очень уверена.

– Мужчины всегда слишком доверчивы. Кстати, мне никогда не приходилось бывать в полицейском суде. Я не прочь сходить туда за дядей Хилери.

– Вот и прекрасно. Мне как раз самой нужно в ту же сторону. Дойдём до суда вместе.

Через пять минут они уже шли по улочкам, ещё более поразившим Динни, которой до сих пор была знакома лишь живописная бедность деревень.

– Я раньше не представляла себе, – внезапно сказала она, – что Лондон – это словно кошмарный сон…

– От которого не избавишься, встав с постели. Почему бы, при нашей безработице, не создать национальный комитет по перестройке трущоб? Затраты оправдались бы меньше чем за двадцать лет. Политики проявляют чудеса энергии и принципиальности, пока они не в правительстве. Стоит им войти в него, как они становятся просто придатком машины.

– Они ведь не женщины, милая тётя.

– Ты потешаешься надо мной, Динни?

– Что вы! Нет. Женщины не знают той боязни трудностей, которая присуща мужчинам. У женщины трудности – всегда осязаемые, материальные, у мужчины – теоретические, отвлечённые. Мужчины вечно твердят: "Ничего не выйдет!" Женщины – никогда. Они сперва берутся за дело, а уж потом решают, выйдет или не выйдет.

Миссис Хилери немного помолчала.

– Мне кажется, женщины больше живут настоящей минутой. Взгляд у них острее, а чувства ответственности меньше.

– Ни за что бы не согласилась быть мужчиной.

– Это утешительно, дорогая. Но в целом им всё-таки легче живётся, даже сейчас.

– Это они так думают. Я в этом сомневаюсь. По-моему, мужчины ужасно похожи на страусов. Они лучше, чем мы, умеют не видеть того, что не хотят видеть, но я не считаю это преимуществом.

– Может быть, и сочла бы, Динни, поживи ты в Лугах.

– Я в Лугах и дня бы не протянула, милая тётя.

Миссис Хилери внимательно посмотрела на свою племянницу по мужу. Девушка слишком хрупка, это верно. Того и гляди переломится. А всё же Б ней чувствуется порода и дух господствует над плотью. Такие часто оказываются стойкими, и любые удары жизни от них отлетают.

– Не уверена в этом, Динни, – порода у вас крепкая. Будь это не так, твоего дяди давно бы уж не было в живых. Ну, вот и полицейский суд. К сожалению, я не могу зайти – тороплюсь. Но там с тобой все будут любезны. Это очень человечное, хотя и несколько неделикатное учреждение. Не прислоняйся также к тем, кто сидит рядом.

Брови Динни приподнялись:

– Вши, тётя Мэй?

– Боюсь уверять тебя в противном. Если сможешь, возвращайся к чаю.

И миссис Хилери ушла.

Аукцион и биржа человеческой неделикатности был битком набит: у публики безошибочное чутьё на все драматическое, и дело, по которому Хилери выступал в качестве свидетеля, не могло не привлечь её, так как касалось вопроса о полномочиях полиции. Допрашивали уже второго свидетеля, когда Динни заняла последние ещё свободные пятнадцать квадратных дюймов прохода. Соседи справа напомнили ей детскую песенку: "Пекарь, мясник и ламповщик". Слева от неё стоял высокий полисмен. В толпе, заполнявшей зал, было много женщин. В спёртом воздухе пахло заношенной одеждой. Динни посмотрела на судью, тощего, словно вымоченного в уксусе, и удивилась, почему он не распорядится поставить себе на стол курильницу с чем-нибудь ароматическим. Потом перевела взгляд на скамью подсудимых. У скамьи стояла опрятно одетая девушка её роста и примерно того же возраста. Довольно красивое лицо, только рот, пожалуй, слишком чувственный, – не очень выгодное обстоятельство в её положении. Динни нашла, что волосы у обвиняемой скорее светлые. Девушка стояла неподвижно. На щеках – багровые пятна, в глазах – испуг и растерянность. Выяснилось, что зовут её Миллисент Пол. Как услышала Динни, констебль обвинял девушку в том, что та приставала к мужчинам на Юстен-род, хотя никто из пострадавших в суд не явился; В свидетельской ложе молодой человек, похожий на содержателя табачной лавочки, подтверждал, что видел, как девушка прохаживалась взад и вперёд по тротуару. Он приметил её, как "лакомый кусочек". Ему показалось, что она была встревожена и словно что-то искала.

Не хотел ли свидетель сказать "кого-то"?

"Что-то" или «кого-то» – откуда ему знать. Нет, в землю она не смотрела, нет, не наклонялась; мимо него, во всяком случае, прошла и даже не оглянулась. Заговорил ли он с ней? Вот ещё не хватало! Что он там делал? Да ничего – просто запер лавку и стоял, дышал воздухом. Видел он, чтобы она с кем-нибудь заговаривала? Нет, не видел. Он вообще простоял там недолго.

– Преподобный Хилери Черруэл.

Динни увидела, как с одной из скамей поднялся дядя и вошёл под балдахин свидетельской ложи. Вид у него был энергичный, он мало напоминал священника, и Динни с удовольствием остановила взгляд на его длинном решительном лице, морщинистом и слегка насмешливом.

– Ваше имя Хилери Черруэл?